Рождественское утро выдалось холодным, но ясным и веселым. Лог не хотел рисковать и поехал в Виндзор не на поезде, а на междугородном автобусе. «Он всю ночь простоял на морозе, и, когда двери открылись и мы вошли, холод чуть не сбил с ног, – писал он. – Это было все равно что оказаться в леднике. Я мерз все сильнее и сильнее и, доехав до Виндзора, вывалился из автобуса мороженым куском мяса». До замка Лог шел пешком и успел немного согреться; а когда с Мьевиллем они выпили по стакану шерри, он почти совсем оттаял. «Красота угольев, пылавших в камине, еще больше меня согрела, и, когда вошли король, королева, обе принцессы и герцог и герцогиня Кентские, я уже почти вернул себе человеческий облик», – писал он. В час десять все поднялись наверх, к щедро украшенной рождественской елке. Лог подумал, что за день, пока его не было, королевская семья «сотворила чудеса». Все сели за рождественский обед, за которым подавали голову кабана с черносливом, как вспоминал Лог, «великолепного вида и вкуса». «Я редко пробовал так прекрасно приготовленное и поданное блюдо», – отмечал он.

Потом все вытягивали крекеры с шуточными записками, и король захотел узнать, что досталось Логу. Тот прочел вслух: «Что такое пешеход? Одна из тех штук, которые сбивают автомобилисты».

Король подумал с минуту и сказал: «Нет, вряд ли мы можем вставить это в передачу».

После трапезы все вернулись в Длинный зал, и королева сняла что-то с елки со словами: «Мистер Лог, вам на память». Это оказался золотой портсигар. «Подарок был превосходный, я был очень тронут и, кажется, неучтиво промямлил слова благодарности», – вспоминал Лог. Король произнес: «Ну что ж, теперь пойдемте работать», и они отправились в кабинет, еще раз прочли речь, а затем перешли в комнату для трансляций. Вуд ненадолго заглянул, чтобы сверить часы, а потом вернулся к себе и к своему оборудованию. Король с Логом, оставшись вдвоем, переговаривались, ожидая, когда загорятся три красные лампы – знак, что пора начинать.

«В дни мира праздник Рождества – это время, когда мы, молодые и пожилые, собираемся вместе, чтобы радостно встретить благую весть о Рождестве Спасителя, – начал король. – Прежде всего это праздник детей, и я уверен, что все мы изо всех сил постараемся сделать его радостным для них, где бы они ни находились».

Далее он сказал, что многие дети сейчас не с родителями: у кого-то ушел на войну отец, кого-то эвакуировали в сельскую местность или вывезли на временное проживание в Канаду, Австралию, Новую Зеландию, Южную Африку или Соединенные Штаты. В то же время, в отличие от Первой мировой войны, «где погиб цвет нашей юности, а все остальные имели очень малое отношение к битвам», в этот раз взрослые, оставшиеся дома, «оказались на линии фронта, лицом к лицу с опасностью, и я знаю, что старшее поколение гордится, что это так».

Текст речи не слишком нравился Логу, но все же он был доволен тем, как король произнес ее. Потом зашел Вуд и поздравил короля с успехом. Вечером Лог взял Миртл, и они отправились на ужин к Джону Гордону, дом которого находился в Кройдоне.

Король же с королевой после дня рождественских подарков на несколько дней отправились в Сандрингем. Главное здание стояло закрытым с начала войны, и они разместились в особняке Эпплтон-хаус. Считалось, что он менее заметен для немецких бомбардировщиков, но королевскую пару все равно охраняли подразделение бронированных автомобилей и четыре орудия фирмы «Бофорс». В деревьях соседней рощи соорудили укрепленное бетонное убежище. Землю покрыл густой снег, но король каждый день ходил на охоту. Свой дневник 1940 года он начал с описания «ряда катастроф», но потом переключился на то, что было хорошего в последние двенадцать месяцев: от образования нового правительства во главе с Черчиллем, которое «остановило распространение политической гнили», до «великолепных» успехов службы гражданской обороны и морального духа страны. «Не все у Гитлера вышло так, как он хотел», – заключил монарх[122].

А Лайонел в канун Нового года получил лестное письмо от Хью Крайтон-Миллера, видного психолога и психиатра, который когда-то работал на Харли-стрит в одном с ним здании, а теперь заведовал больницей Станборо в районе Уотфорд.

«Дорогой Лог! – писал он. – Чувствую себя обязанным написать Вам и поздравить с безусловным успехом лечения, который в три часа дня, на Рождество, стал совершенно очевиден».

На обороте Лог набросал черновик своего ответа: «Очень рад, что Вам понравилось то, что получилось. Трансляция пошла прекрасно, без малейших волнений и трудностей. Я желал бы только, чтобы каждый пациент работал так же усердно, и тогда превосходные результаты были бы гарантированы всем».

1941 год радикально изменил положение Британии к лучшему. В начале его страна практически в одиночку противостояла нацистам. В конце к Британии присоединились Соединенные Штаты и Советский Союз.

Рузвельт, в ноябре 1940 года переизбранный на третий президентский срок, сочувствовал сложному положению Британии, а простые американцы восхищались тем, как храбро она сопротивляется Гитлеру. Но пока они вовсе не желали быть втянутыми в европейскую войну, а у Британии заканчивались деньги для закупки американских товаров, необходимых для ее ведения. Решение нашлось, когда в январе 1941 года Рузвельт отправил в Лондон своего советника по внешней политике и одного из ближайших доверенных лиц, Гарри Гопкинса, чтобы понять настрой Черчилля и оценить, насколько твердо Британия намерена продолжать борьбу. Они хорошо поладили друг с другом и согласовали новые принципы покупки нефти, оборудования и других товаров в кредит, который предполагалось погасить только после войны.

Блиц не ослабевал всю зиму. Один из самых разрушительных налетов начался вечером, 29 декабря. С 18:15 до сигнала отбоя, прозвучавшего через три с половиной часа, 100 000 зажигательных авиабомб и 24 000 других фугасных снарядов градом высыпались на центр Сити. В тот воскресный день деловой район был почти пуст, на крышах дежурили редкие пожарные расчеты, и огонь распространился стремительно. Низкая приливная волна на Темзе не давала пожарным набрать достаточно воды. В какой-то момент на полосе между собором Святого Павла и районом Ислингтон к северу заполыхало сразу 1500 пожаров, которые нанесли самые большие разрушения за всю историю налетов на Британию. Это событие стали называть Вторым великим пожаром Лондона. Пострадали городская ратуша, несколько церквей, построенных Кристофером Реном, станции железной дороги и метро. Каким-то чудом собор Святого Павла остался цел, хотя на него упало двадцать восемь зажигательных бомб, одна из которых пробила купол, почти целиком деревянный, да еще и крытый свинцом, который легко мог воспламениться. К счастью, она прошла насквозь, вылетела наружу, и ее скоро потушили.