– А… зачем? – осторожно спросила она.

– Ты говорила, твой жених учится в консерватории.

– Не жених, а уже муж. Да, учится, в аспирантуру поступил. И что?

Нет, объяснять свою проблему по телефону ему решительно не хотелось. Слишком все длинно и сложно.

– Хочу познакомиться. Пригласишь на чай? Я тортик принесу. Когда вам будет удобно?

– Олежку с женой позвать?

Хороший вопрос. Как бы так ответить, чтобы звучало не обидно и в то же время не пугающе…

– Понимаешь, мне по работе нужно выяснить кое-что из жизни музыкантов. Я подумал, что твой муж мог бы меня проконсультировать. Вряд ли это будет интересно Олегу.

Подумал секунду и добавил:

– И твоим родителям тоже.

Вика вздохнула:

– Я поняла. Тайны Мадридского двора. Олежка – ладно, но куда я родителей-то дену? Мы же вместе живем.

– А приходите ко мне, – оживился Юра. – Я сейчас один, отец в командировке, вернется не раньше чем через неделю.

Договорились встретиться на следующий день вечером.

Юра оглядел критическим взглядом жилище. Да, для двух мужчин все в полном порядке: более или менее чисто, мусор на полу не валяется, пыль кое-где видна только в косопадающем свете, а что стол наполовину завален не пойми чем – так кому он нужен, этот стол? Они с отцом все равно едят только на кухне.

Но для приема гостей такой антураж не годится. Придется разгребать, включать пылесос, брать в руки тряпку и приводить все в приличный вид.

* * *

За полчаса до назначенного времени Юра вдруг начал волноваться. Накануне он сменился с суточного дежурства, сегодня у него законный «отсыпной», именно поэтому он и договорился о встрече с Викой и ее мужем. В любой другой день невозможно было бы заранее угадать, в котором часу он освободится и сможет быть дома. На всякий случай решил весь день не подходить к телефону, чтобы на службу не выдернули, у них это запросто, однако ближе к вечеру вдруг сообразил, что позвонить может и Вика. Вдруг у нее что-то случилось и встреча отменяется? Или, наоборот, она захочет подтвердить, сказать, что выходит из дома и будет у Губанова через пятнадцать минут, и, если он не возьмет трубку, может решить, что его нет и приходить не нужно… На всякий случай позвонил ей сам.

– Да, конечно, как договорились, – ответила Вика. – Я уже дома, сейчас доглажу юбку – и мы выходим. Ты тортик обещал. Купил? Или нам зайти в гастроном?

– Купил, – облегченно выдохнул Юра.

Ну все, теперь можно с чистой совестью не реагировать на телефонные звонки. Он имеет полное право не находиться дома, а с работы пусть хоть обзвонятся. И ведь как назло – телефон целый день надрывается.

Он нарезал круглый торт «Чародейка» аккуратными ломтиками, поместил на середину стола. Приготовил посуду, заварил свежий чай, расставил фужеры, достал из шкафа бутылку вина. Вроде все выглядело прилично.

Муж Вики оказался веселым разговорчивым молодым человеком с необычным именем Эрдэни. «Рост средний, телосложение атлетическое, тип лица монголоидный, волосы черные, густые», – машинально проговорил про себя Губанов, словно составляя словесный портрет.

– Все зовут меня Эриком, так проще, – заявил Викин муж прямо с порога, знакомясь с Юрой.

– Эрдэни Баркан. А я теперь – Виктория Баркан, – с гордостью добавила Вика и посмотрела на своего мужа с такой любовью, что Юре даже завидно стало.

Первые полчаса прошли в оживленных разговорах «ни о чем»: Юра что-то рассказывал об Омске, Эрдэни – о своем родном Улан-Удэ, Вика вспоминала забавные эпизоды, имевшие место, когда приезжала делегация деятелей культуры из Индонезии. Настала пора переходить к делу.

Эрдэни выслушал Юру очень внимательно.

– Это было давно, – сказал он. – Сейчас об Астахове почти не вспоминают, все его забыли. Но вроде бы говорили, что убийцу поймали и посадили. Разве нет?

– Посадили. Точнее, признали невменяемым и отправили на принудительное лечение в психушку закрытого типа. Но у нас в рамках служебной подготовки дают задания разбираться в старых уголовных делах. Внимательно изучить и написать подробный доклад: что сделано правильно и хорошо, а где можно было еще подработать. Может, что-то упущено, какую-то информацию неправильно оценили в первый момент, и это затормозило расследование.

Юра врал нахально и продуманно. Все равно на гражданке никто не знает, как на самом деле устроена служба в милиции, так что можно втирать все что угодно.

– Интересно у вас там, – уважительно протянул Викин муж.

– Еще как интересно! Так вот, я начал читать дело, и там промелькнуло упоминание о каком-то конфликте с аккомпаниатором.

Это тоже было ложью. Абрамян рассказывал, что следователь Дергунов вызывал на допросы тех людей из театрального окружения Астахова, которые показались оперативникам наиболее перспективными с точки зрения информации, полезной для следствия. Но ни одного протокола Юра Губанов в деле не нашел. Протоколы допросов тех людей, которые были на последней дачной вечеринке певца, в деле имелись, а дальше шли только материалы, касающиеся Лаврушенкова. Отец много раз упоминал о том, каким въедливым и скрупулезным был Дергунов, как кропотливо и тщательно работал, и где результаты этой работы? Как будто ее и не было вовсе.

Но нужно было хоть за что-то зацепиться. Историю с балериной Бельской трогать нельзя, значит, остается только какой-то упомянутый вскользь «конфликт с аккомпаниатором», который произошел очень давно, чуть ли не в прошлом веке (Абрамян сказал «сто лет назад»), с каким-то неизвестным певцом. Понятно, что к убийству Астахова все это отношения не имеет, но важно получить, как говорится, доступ к телу: проникнуть в круг музыкантов, не вызывая подозрений и не говоря правды о причинах своего интереса, и иметь возможность задавать им вопросы. А дальше уже раскручиваться, исходя из обстоятельств.

– Упоминание о чем? – переспросил Эрдэни.

Его красивое лицо исказилось гримасой презрительного негодования.

– О конфликте с аккомпаниатором, – повторил Юра.

– И какой козел мог такое сказать? Дворник дядя Вася?

– Кто-то из Большого театра.

Юра не мог взять в толк, почему молодой музыкант злится и одновременно веселится. Что не так-то?

– Ни один человек из Большого театра не мог так сказать, даже капельдинер или гардеробщица. Значит, тот, кто писал протокол, был совершенно безграмотен, – заявил Эрдэни. – Нет в академической музыке никаких аккомпаниаторов. Аккомпаниаторы бывают на утренниках в детских садах. А у нас – концертмейстеры.

Тьфу ты! Вот же Александр Геворкович! Слово не мог запомнить, заменил тем, что попроще: «Тот, кто аккомпанирует». Хоть бы разобрался, прежде чем… Впрочем, Абрамян с самого начала и Юре говорил, и его отцу, что не было у него времени и возможности вникать и разбираться, а слова все