Принц был настроен категорически, решил добиваться истины и вывести Нюрку на чистую воду, в связи с чем расставил по всему дому ловушки, в свое время насмотревшись, видимо, фильмов про шпионов. Завязывал дверцы шкафчиков на невидимые ниточки, скреплял клеем консервные банки, проводил опись продуктов и туалетных принадлежностей. Играл в свои игры и чувствовал себя нужным. Но когда приходили девочки, то очень старался не проговориться, хотя его распирало до невозможности и тайна эта каждый раз так и рвалась наружу.

Выпускной

Вылезти наружу, в мир, в люди хотелось и Кате. Школа, рамки, зубрежка, дисциплина уже уходили на задний план, все это вроде как отмирало, и казалось, что именно в конце июня должно будет начаться будущее. Но сначала в это будущее – в институт – надо было попасть. Со школьными экзаменами все было сравнительно просто, за исключением математики. За вступительные Катя тоже особенно не переживала, ведь не зря ж она в течение полугода терпела натиск репетитора из МГИМО, который смотрел на нее сладкими, заболоченными глазками и пользовался любой возможностью, чтобы ее коснуться. Да и своих знаний было достаточно, чай, не самая последняя дура. А пока дело шло к выпускному, единственное, что волновало барышню, – это в чем на него пойти, она все-таки была настоящей барышней. По магазинам шастать было бесполезно, лишняя трата времени, поэтому купили в очередной раз платьишко у спекулянтки – шифоновое, из тончайшего бирюзового облака с разводьями, но размера на три больше. Бабушка, Лидка, его, конечно, перешила, подогнала по фигурке, и Катя за один день (а точнее, ночь – Лидка сшила его за ночь) из советской школьной лягушки в шоколадных тонах превратилась в прекрасную воздушную принцессу, готовую к новой взрослой жизни. Дело было не столько в платье, и Катя это прекрасно понимала, дело было именно в готовности, а платье послужило отмашкой, которую обычно дают перед стартом.

Катя в раздумьях – подыскать что-то на выпускной было совершенно невозможно, сплошная школьная форма. Магазин «Детский мир», 1974 год

Вот он, выпускной 10а класс английской спецшколы № 5 города Москвы, 1974 год

Сам выпускной прошел стремительно. Столько готовились, столько было разговоров, столько денег собирали и собрали-таки, а пролетел – почти не заметили! Школу украсили шариками и остатками бумажных цветов с первомайской демонстрации, получилось скромно, но заботливо. И вот он, вечер, – счастливые прихорошившиеся родители, смущенные школьники, хоть уже и бывшие, радостные и гордые, что все это наконец закончилось, и вот она, жирная точка в виде запыхавшейся директрисы, осилившей целых пять ступенек на сцену. Самым скучным, но и самым нужным был долгий, монотонный ритуал вручения аттестатов, в основном только синих, красный был на удивление всего один. Лидка все с нетерпением ждала, когда дойдут до буквы «К», но все равно каждый раз громко хлопала, когда на сцену вызывали и другие буквы. А когда наконец произнесли фамилию внучки, то вскочила и по старой театральной привычке закричала, яростно хлопая: «Браво! Браво!» – победно оглядываясь вокруг в надежде на поддержку. Алена еле усадила мать, чуть ли не насильно, и сразу вместо успокоительного дала ей глотнуть крещенки из фляжки, которую специально захватила на праздник – вот как знала, что пригодится! Катя лениво и как бы нехотя вернулась на место, повертела в руках свой обычный синий аттестат и сразу сдала его сияющей Лидке, которая выглядела так, словно выпускной сегодня лично у нее. Но знакомый запах лимонной настойки обстановку заметно освежил.

Концерт получился добротный, праздничный, тем более что вела его настоящая дикторша Центрального телевидения Светлана Горбунова. Она торжественно вышла на сцену, подладила под себя микрофон и совершенно по-взрослому, не сюсюкая, а с уважением и достоинством обратилась к школьникам и учителям, которые все как один заулыбались, увидев ее:

– Добрый день, дорогие ребята и товарищи учителя! Я рада приветствовать вас в этот знаменательный день, в этот важный для вас час! Вы выходите сегодня на длинную светлую дорогу, которая открывается перед вами. Эта дорога у каждого своя, но все вместе они приведут к счастливому будущему нашей любимой необъятной родины! – говорила она торжественно, пафосно, но неестественно медленно, словно не была уверена, что быстрая речь может вообще быть понятной людям, которые сидят перед ней. – Мы с моими коллегами-артистами подготовили для вас специальную праздничную программу. Сейчас я хочу пригласить на эту сцену молодого артиста развлекательного жанра Геннадия Вазанова! Встречайте!

Все в зале захлопали, и на сцену вышел невысокий еврейскоглазый парень с модной длинной прической и косой челкой, который долго и с некоторой безысходностью описывал учебу в кулинарном техникуме, а затем картаво и очень правдоподобно изображал попугая, вцепившись корявыми пальцами в красный хулахуп. Все старательно смеялись, особенно директриса. Потом композитор Оскар Фельдман сел к разбитому роялю (завхоз клятвенно заверял, что настройщик был и «пианинка должна звучать») и запел что-то про огромное небо, про ландыши, морщась на каждой ноте и сильно в душе негодуя. Горбунова в своем красивом люрексовом платье все выходила и выходила, объявляя песни, а красавца Захарина вообще со сцены не отпускали, и его сочный голос так и гремел по всей школе.

Катя же сидела с недовольной миной, потому что чуть ли не каждый день имела это музыкальное удовольствие дома. А другие вокруг – нет, другим даже нравилось. Ирка перед концертом заговорщицки подмигнула, что, скорее всего, уйдет пораньше, что, может, сегодня у нее с Гелием все и произойдет. Тем более она в белом платье, «а оно как свадебное, понимаешь?».

– Дура ты, Королева, выпускной у человека один раз в жизни! Перенеси свою дефлорацию на завтра, ты же сама себе хозяйка, никто над тобой не стоит и ничего не требует. Отгуляй праздник! Что за бред, вообще? Мы ж всем классом на кораблике по Москве-реке поедем, а ты потом, дура, жалеть будешь, я уверена!

Ничего не ответила Ирка Королева, только взмахнула широкой юбкой своего белого платья и томно улыбнулась, нервно заморгав левым глазом.

После выпускного Ирка куда-то запропастилась, на звонки совсем не отвечала, дома застать ее было почти невозможно, а когда Кате это удавалось, то разговор почему-то быстро сам собой сворачивался. К Крещенским уже не заскакивала, как раньше, притихла, притаилась, исчезла из поля зрения. Да и самой Кате сейчас было не до чего, экзамены в институт, бессонница, почти круглосуточная подготовка, поездки, сбор документов. В институтскую приемную