Шарлотта распахивает дверь, вынуждая меня войти в салон первой. Нас встречает роскошная люстра и витрины, полные дорогостоящих средств, которые занимают большую часть зала. Да тут бутылочка шампуня стоит дороже, чем стрижка для всей моей семьи разом.

К нам тут же направляется темноволосая женщина, которая хватает Шарлотту за руку с таким довольным видом, будто это ее давняя подруга.

– Привет, Шарлотта.

Они приветственно обнимаются, и Шарлотта представляет меня своей стилистке – Марине. Марина же предлагает нам по стакану воды с лимоном и ведет к парикмахерскому креслу.

– Твоей стилисткой сегодня будет Энджел, она сейчас подойдет.

С этими словами Марина усаживает меня в кресло, у которого лежит куча журналов со звездными сплетнями, и возвращается к Шарлотте. Они немедленно начинают болтать. От волнения они повышают голос на добрую октаву каждый раз, когда находят особенно интригующую тему – притом чаще всего одновременно.

Наконец за моей спиной появляется Энджел и сразу переходит к делу.

– Здравствуй, Элли, – произносит она, поймав мой взгляд через зеркало. – Я так понимаю, мы делаем осветление и стрижку?

– Если подумать, – начинаю я и делаю паузу, чтобы Марина успела отвести Шарлотту подальше – они отправились за шампунем, – то просто подровняйте кончики. И массаж головы, если можно.

Энджел подмигивает и принимается за работу. Я же откидываюсь в кресле и наблюдаю за этим в зеркало, потягивая свою воду с лимоном.

Постепенно мое отражение теряет прежнее сходство – словно я превращаюсь в совершенно незнакомого человека.

Шарлотта

В салоне мы провели больше времени, чем я предполагала, – целых три часа. Но, пожалуй, довольная улыбка Элли того стоила.

– Никогда бы не подумала, что массаж головы заставит меня почувствовать себя совершенно другим человеком, – замечает она. Я смахиваю с ее щеки прилипший волосок.

– Выглядишь просто замечательно. Эта стрижка очень подходит к твоей форме лица.

Мы садимся в машину, и я осторожно выруливаю с парковки, глядя на экран парковочной камеры. Как и всегда в такие моменты, в голову начинают лезть мысли о всех срочных делах.

– Не возражаешь, если мы еще кое-куда заедем?

– Все что угодно, лишь бы не писать эссе по «Алой букве».

– Меньше всего на свете я хочу отвлекать тебя от эссе, – хмыкаю я. – Но много времени это не займет. Мне нужно заскочить в магазин – за выходные Ной съел буквально все в доме.

До супермаркета мы едем в тишине – но это не неловкая тишина, а скорее тишина, которая появляется, когда людям комфортно просто молчать, а не пытаться заполнить пустоту разговором.

– Зайдешь со мной?

– Не возражаете, если я останусь в машине? – отказывается Элли и закрывает глаза. – Я что-то вымоталась. Так и тянет в сон.

– Это все массаж головы и сушиар для волос, – объясняю я и тянусь к системе зажигания. – Я тогда оставлю ключи, чтобы не выключать обогрев. Скоро вернусь.

Элли откидывается на спинку кресла.

– Я, наверное, уже усну, когда вы вернетесь.

– На здоровье.

Я спешу в магазин, чувствуя себя виноватой за то, что задержала Элли так надолго. Под глазами у нее виднеются темные круги, словно она не спала несколько дней к ряду. Может, у нее мононуклеоз, «болезнь поцелуев»? У меня такой был в старшей школе – правда, из-за того, что мы с подругой ели из одной посуды. Во мне просыпается материнский инстинкт – мне жаль эту девочку.

Хотелось бы мне поговорить о ее приемной семье, но я не осмелюсь этого сделать, пока не буду уверена, что она действительно готова мне об этом рассказать. В конце концов, это Элли должна захотеть мне открыться, а не мне следует тянуть из нее клещами информацию на весьма личные темы.

Меня тревожит то, что я совершенно ничего о ней не знаю. Но, может, если я покажу, что мне можно доверять, она немного вылезет из своей скорлупы и откроется мне?

Впрочем, я напоминаю себе, что норма для Элли и норма для всех остальных это не совсем одно и то же. Потому я и хочу сделать для нее что-то хорошее – дать ей возможность действительно побыть ребенком, а не спешить домой, чтобы нянчить чужих детей и гулять с чужими собаками.

Я кладу в тележку чай, немного меда, упаковку молока и буханку хлеба. Подумав, добавляю еще бананы и пачку хлопьев, и тогда уже иду к выходу.

На пути мне встречается стенд «Планирование семьи».

Ну что, Чарли, ты готова?

На меня вдруг накатывает волна эйфории, словно я под кайфом. Впрочем, столь же быстро она и уходит, оставляя после себя чувство разбитости.

Время пришло. Мне следует точно знать, что происходит.

Трясущимися руками я кидаю в тележку несколько тестов на беременность – что, в принципе, перебор, но сейчас меня это не волнует. На упаковке написано, что они определяют гормоны беременности на более раннем сроке, чем другие марки. Глядя на их цену, я надеюсь, что это правда.

Когда кассир заканчивает пробивать последнюю упаковку, я вдруг осознаю, что забыла кошелек в машине. За моей спиной уже собралась очередь, а я стою и в смущении хлопаю по карманам – пусто.

Прикусив губу, я перерываю свою сумочку – и, к своему облегчению, в одном из карманов нахожу кредитку, которую храню на всякий случай.

Из магазина я выхожу в нервном предвкушении. Может быть, мы с Ноем скоро станем родителями – эта мысль и радует меня, и заставляет беспокоиться. Но мне пора уже прояснить этот вопрос – особенно потому, что мой небольшой животик медленно увеличивается. Я не могу и дальше избегать реальности.

Я замечаю, что слишком спешу, и замедляю свой шаг. И как только подхожу к джипу, то вижу странную картину. Задняя дверь широко открыта, и на сиденьи, лицом вниз, лежит человек.

Мой рот раскрывается в безмолвном вопле ужаса. Я стою, как вкопанная, и просто смотрю на неподвижное тело, лежащее в моем автомобиле.

А затем тело чудесным образом оживает. Я понимаю, что на самом деле это Элли, которая сейчас перевернулась с живота на бок. Она замечает меня и вскрикивает от ужаса, а затем стремительно краснеет.

– Что ты делаешь на заднем сиденьи? – произношу я. Не могу сказать, что слишком расстроена, но очень сбита с толку.

А потом я понимаю, что она пытается нащупать что-то, запустив ладонь в щель между сиденьями, и пакеты вываливаются из моих внезапно ослабевших рук.

– Это не то, что вы думаете.

– А что я, по-твоему, думаю? – спрашиваю я. – Книгу я тебе вернула. Что ты тут ищешь?

– Кортни попросила меня поискать ее читательский билет. Говорит, что выронила его из сумки – и я подумала, может, он завалился за сиденья.