Но его взгляд говорил нечто совершенно другое, и это подтверждала сильно приподнявшаяся ширинка.

— Нет, — негромко ответила она. — Я просто не могу понять, почему ты так отчаянно с этим борешься. Нас влечет друг к другу. В этом нет ничего дурного.

— Тебе совершенно не обязательно это понимать, — заявил он. — Просто уважай мое решение.

— Извини, но этот поезд ушел вчера вечером. И хочу тебе напомнить: машинистом был определенно ты.

Она придвинулась еще ближе, испытывая непривычно твердую решимость добиться от этого мужчины того, что ей нужно, послать осторожность подальше. Она толком не знала, почему это так — может, ей надоело, что он такой суровый и неприступный и что он считает, будто все тут решает сам. Или, может, дело было в ее потребности получить хоть какую-то — любую — власть над собственной жизнью. Или может, дело было просто в том, что она испытывала сильное любовное притяжение к этому мужчине.

Она понимала, что Роб может ее отвергнуть и отправить восвояси почти столь же униженной и эмоционально травмированной, как это сделал ее бывший жених. Но она обнаружила, что готова рисковать. Потому что награда будет велика.

Подняв обе руки к плечам, она смело подсунула большие пальцы под лямки маечки и спустила ее на бедра, демонстрируя надетый под нее открытый лифчик с леопардовым рисунком.

Когда взгляд Роба упал на ее грудь, он жарко выдохнул и прошептал:

— Вот черт!

И тут же потянулся к ней.

Черт! Ну почему ей понадобилось надеть эту штуку именно сегодня? Как будто мало было того, что прошлой ночью он поддался желанию. Достаточно неудачно было уже то, что она вернулась за альбомом Милли раньше, чем ему удалось прийти в себя после проявленной слабости. Но ей еще понадобилось надеть вещь с леопардовым рисунком?! Бюстгальтер с леопардовым рисунком!

Даже когда, она надевала ту узорчатую повязку на голову — уже это его достало. Он сам не понимал, в чем тут дело. Он не мог этого себе объяснить. Но что-то в ней и леопардовом узоре его заводило, и стоило ему увидеть ту бретельку от лифчика… Проклятие! Он тут же погиб.

А теперь округлости ее грудей поднимались над краем чашечек, словно призывая его, — и как, черт возьми, он может устоять, когда она ведет себя так агрессивно? Он не может. Все очень просто. Господи, он же нормальный мужчина!

Поэтому его ладони легли на мягкую кожу на ее талии, и одновременно его губы прижались к ее губам, а его налитой член — к благословенно-нежному уголку между ее ногами. Конечно, между ними оставалась материя двух пар джинсов, но так будет очень недолго: он занялся пуговицей на ее джинсах, как только их языки начали страстную игру. Пламя взметнулось между ними, как ошалевшая петарда.

Ему хотелось привести мысли в порядок, заставить себя остановиться: один раз мог быть ошибкой, но два уже больше походили на привычку — но он просто не мог этого сделать. Ему необходимо было ею овладеть. И… да, черт! — брошенный вниз взгляд показал, что трусики у нее тоже с леопардовым рисунком.

— Черт! — выдохнул он жарко, поспешно стягивая джинсы с ее бедер.

Ему вообще не следовало снова открывать дверь для секса, потому что теперь закрыть ее никак не удавалось. Но нет — все было даже еще хуже. Прошлой ночью ему не следовало так долго смотреть в ее чудесные голубые глаза — вот в чем была проблема. Ему не следовало допускать, чтобы все ощущалось так… как это получилось у них. Как будто они что-то разделили. Не просто страсть. Он даже не мог сказать, что именно это было — но это явно было что-то. И сейчас они снова это разделяют, потому что он снова смотрит ей в глаза, не желая упустить ни единого страстного выражения. А еще он рассматривает ее тело, стремясь запомнить каждую его линию.

А потом его руки легли на ее бедра — на ее ягодицы… Он притянул ее к себе, чтобы целовать ей живот, местечко рядом с пупком. А потом он начал двигаться выше, но так и не смог дотянуться до ее грудей, пока не потянул ее на себя. И вот она уже сидит на нем верхом, а он уткнулся лицом в ложбинку между чашечками ее лифчика, целует это место, наслаждаясь ее женственностью.

Он спустил бретельки ее лифчика так, чтобы ее груди высвободились — чтобы ему можно было приподняться и втянуть в рот сосок, сильно вбирая его в себя, ощутив это глубоко в сердце и услышав ее стон.

Его глаза на мгновение закрылись, но он почти тут же снова их открыл, испытывая острую потребность видеть. Он любовался естественными линиями ее грудей, ямочкой на бедре… Он рассмотрел ее глаза вблизи: они оказались не просто голубыми — мозаика из более темных и более светлых осколков сливалась, образуя калейдоскоп красоты. Ее губы были цвета спелых ягод и такие же сочные. Она то чуть надувала их, то маняще облизывала, запрокидывая голову от страсти. А когда он снова их целовал, то они становились жарко-податливыми.

Она страстно прижалась к нему грудью, и ее дивно набухшие соски оставили на его коже полоски огня.

Двигаясь на нем в своем жарком танце, она взяла его ладони и положила себе на грудь. Они оба судорожно вздохнули, когда он начал ласкать грудь в такт ее движениям, наблюдая за ней, помогая ей.

— Боже! — простонала она, и ее тело резко содрогнулось.

Он смотрел, как волны наслаждения прокатываются по ней, слушал ее экстатические стоны.

— О, черт! — пробормотал он, потому что этого оказалось достаточно, чтобы подтолкнуть к вершине и его тоже.

Он перестал сдерживать себя и вошел глубоко в нее, еще и еще раз, извергаясь, теряя голову, отдаваясь во власть этих жарких мощных волн.

А потом он спустился с этих вершин на землю и понял, что он это сделал — снова.

Черт!

Но… может быть, она была права. Их влечет друг к другу. И она не останется здесь навсегда: скоро она отправится обратно в Чикаго. Пусть даже физическая работа в прокате не заставила ее обратиться в бегство, она все равно не из тех, кто способен долго продержаться в почти необжитых местах. Так что, может быть, все в порядке. Пока.

Может быть.

Он обнимал ее за талию, а она уткнулась лбом ему в плечо. Он рассматривал сексапильную бретельку ее лифчика, туго натянувшуюся у нее на руке, и размышлял о том, какая у нее чертовски шелковистая кожа.

— Учти, — прошептала она ему на ухо, щекоча дыханием его шею, — обычно я не такая.

Ему почти удалось не спрашивать ее. Потому что ему не хотелось, чтобы она подумала, будто он готов вести постельные разговоры или узнавать ее ближе. И, тем не менее, услышал свой негромкий вопрос:

— Не такая?

Она подняла голову, глядя на него. Их губы и глаза оказались совсем близко.

— Ну, я обычно не начинаю скидывать с себя одежду и не вынуждаю мужчин мне подчиняться.

Почему-то это вызвало у него тихую улыбку. Он никогда не осуждал людей — и уж тем более женщин — из-за секса. Он никогда не придерживался двойных стандартов. Но почему-то ее смущенные объяснения показались ему милыми и забавными.