Несмотря на все его благие намерения, у него вырвался тихий смешок. Но заодно он воспользовался моментом, чтобы снять ее с себя, потому, что они все еще были соединены, и она все еще это чувствовала — и ему показалось, что пора было бы все завершать. Он переложил ее на диван.

Одного взгляда на ее почти полностью обнаженное тело оказалось достаточно, чтобы Роб снова вспомнил, из-за чего все это случилось. Ее сексапильный лифчик по-прежнему обрамлял ее открытую грудь.

Она поймала его взгляд и начала было возвращать чашечки на место.

— Подожди! — попросил он… кажется, слишком настоятельно.

— Что? — шепотом спросила она.

На самом деле он просто не знал, увидит ли еще когда-нибудь ее груди. Он только что признался себе, что, наверное, не было ничего плохого в том, что у них был секс, но он определенно не мог предсказать, будет ли считать так завтра. Сейчас, похоже, он вообще ничего не мог толком сказать. И потому ему просто хотелось еще немного ими полюбоваться. Они были слишком хороши!

И потому он лег рядом с ней и слегка прикоснулся губами к розовой вершинке одной груди, приласкав вторую рукой. После чего он увидел, что она смотрит на него — и понял, что стал внезапно чересчур нежным. И он не знал, что можно сделать — разве что вернуть лифчик на место за нее, бережно подняв сначала одну чашечку, в потом вторую. Когда ее соски были закрыты, он передвинул бретельки ей на плечи.

— Вот и все, — сказал он тихо, не глядя ей в глаза. — Просто хотелось еще раз их поцеловать.

Они еще несколько минут полежали рядом. Роб лениво гадал, куда делся Кинг, удивляясь, почему пес не сходил с ума, недоумевая, к чему все эти стоны. Он перевел взгляд на большие окна, выходившие на двор, через которые видны были зеленая трава и сосны. Он прислушался к еле различимому тиканью часов на каминной полке.

— Почему именно я? — спросила она тихо, но пытливо. Он понятия не имел, что она имеет в виду, и снова перевел на нее взгляд.

— А?

— Мне говорили, что в округе масса женщин хотели тебя, но ты не пожелал иметь с ними никаких дел. И вот… почему я?

Хороший вопрос. Он попытался отшутиться:

— А что, если я скажу, что все дело в леопардовом рисунке?

У нее из горла вырвался мелодичный смех.

— Не поверю. — И, снова став серьезной, она спросила: — Мне не столько хочется узнать, почему именно я, сколько — почему больше никто?

Ох, черт! «Пожалуйста, не начинай задавать такие вопросы, Эбби!»

— Это долгая история, Эбби.

Ее ответ прозвучал так же тихо, как приглашение.

— У меня есть время.

Зря он надеялся на ее жалость. Роб резко сел.

— А у меня нет, — объявил он. — Мне нужно работать.

Потянувшись к столику, на который приземлились ее завлекательные трусики, он осторожно вложил их ей в руку.

— На стройке или на прокате?

Она тоже села, чтобы просунуть ноги в трусики и начать поднимать их по своим стройным ногам.

Роб испугался, что если станет смотреть, как она одевается, то снова распалится и начнет все стаскивать обратно. Поэтому он встал и, повернувшись к ней спиной, застегнул молнию на ширинке.

— Сегодня на прокате.

— Помощь не нужна?

Повернувшись, он увидел, что она сидит на диване в лифчике, белой маечке и трусиках и жизнерадостно на него смотрит.

Черт!

Если он скажет «нет», то покажется… ну… еще большим мерзавцем, чем обычно. Несмотря ни на что, она ему нравилась — и теперь он не мог вести себя как последний подонок. Он просто вздохнул и ответил:

— Ну, наверное, ты могла бы помочь, если бы хотела, но…

— Но — что?

Он посмотрел прямо на нее, считая необходимым высказать это совершенно ясно.

— Просто не начинай думать, что тут что-то есть, потому что это не так.

К его полному изумлению, по ее лицу расплылась тихая, довольная улыбка.

— Ты решил, что мне захочется, чтобы что-то было, когда на самом деле я только что порвала длительные отношения, и мне не меньше, чем тебе, хочется, чтобы тут не было ничего?

Какое облегчение!

Хотя у него как-то странно засосало под ложечкой.

— А что случилось? — с изумлением услышал он собственный вопрос, огибая диван, чтобы поднять с пола свою футболку. — С твоим женихом?

— Он передумал, — ответила она после нескольких секунд задержки, и его снова кольнуло под ложечкой — на этот раз из сочувствия к ней. Она порой бывает ужасно неотвязной надоедой, но по ее напряженному тону он понял, что она была ранена, и ему это не слишком понравилось.

— Почему? — спросил он, желая понять, в чем дело. Он снова обошел диван и встал перед ней, но она как раз наклонилась за своими джинсами, так что он не разобрал выражения ее лица.

— Просто оказалось, что мы по-разному смотрим на вещи, — ответила она.

Однако Роб моментально понял, что на самом деле там было нечто большее.

Тем не менее, наверное, было бы лучше — для них обоих, — если бы он не стал допытываться. И он сосредоточился на том, что будет сегодня днем, и с удивлением понял, что вовсе не возражает против того, что она составит ему на причале компанию. Только ему не надо забывать, что он сказал: что между ними ничего нет.

— Ладно, — сказал он ей, — тогда возвращайся в гостиницу и надевай свои тенниски, Эбби. Нам предстоит спускать лодки на воду.

— Что тебе приготовить? — спросила Карла вечером, когда Линдси залезла на табуретку перед барной стойкой «Ленивого лося».

Был субботний вечер, так что в баре было очень оживленно. Играла музыка, посетители переговаривались и пили. Со своего места она слышала, как Джимми жарит еду на кухне, и настроение у нее было просто праздничное.

— Как насчет замороженной «Маргариты»? — спросила она, с надеждой расширяя глаза.

— Ола, сеньорита! Сию секунду! — отозвалась Карла, широко улыбаясь. Готовя подходящий бокал, она поинтересовалась: — Как провела день?

— По-разному.

— А подробнее?

Карла отыскала посуду, которая показалась Линдси скорее похожей на коньячную рюмку, чем на бокал для «Маргариты». Но, в конце концов, какая разница?

— Ну, — начала рассказывать она, вспоминая, — я только что долго говорила по телефону с мамой, и это было приятно. Она говорит, что шумиха насчет передничка и десерта начала стихать, в основном благодаря тому, что некоего местного политика сфотографировали со шлюхой. Слава Богу за небольшие милости! Обидно только, что, значит, забывают и про Гаррета, а мне бы хотелось, чтобы он пострадал подольше.