Улисе повезло меньше, она находилась слишком близко к окну и после этой бесчестной атаки тихо постанывала, лежала на полу, изрезанная осколками разбитого окна. Оглушенная и беззащитная.

В магазин ворвались люди, и в небольшом помещении тут же стало многолюдно и шумно.

Кто-то схватил меня за ворот платья, дернул вверх, поднимая на ноги, и тихо взвыл, когда я, не особо понимая, что делаю, заехала кулаком по его лицу, вложив в удар всю свою злость – судя по ощущениям, мне удалось нанести непоправимый урон вражьему носу. Избиение завершила ударом коленки в интересное место.

Обратно на пол мы упали вместе.

Я не сразу сообразила, что цепочка амулета лопнула, лишь почувствовала, как на плечи будто небо опустилось, безжалостно вдавливая меня в холодный пол.

В ушах оглушающе звенело, ни мыслей, ни криков, ни хрипа того, кто сейчас лежал рядом, зажимая сломанный мною нос и тоненько поскуливая от обиды за ушибленное достоинство, — я не слышала ничего, кроме этого изматывающего звона.

По груди что-то скользнуло, прижав ткань ладошкой, я быстро, нервно, слишком дергано, а оттого нерасторопно вытащила из-за ворота порванную серебряную цепочку и амулет, зацепившийся за круглую застежку.

Звон затихал. Где-то совсем рядом удовлетворенно переговаривались самодовольные ведьмоборцы, окружив раненую Улису.

Я отчаянно пыталась завязать тонкую цепочку дрожащими руками — в данный момент для меня главным было именно это. Я знала, что стоит только амулету вернуться на место, как тяжесть исчезнет, слабость станет не такой сокрушительной, и кости мои перестанут трещать, и в сон уже не будет клонить с прежней силой, и я смогу добраться до лужи на полу и смогу позвать Барона. Докричаться до него раньше, чем смятенные мужики поверят в свою победу и прекратят недоверчиво таращиться на поверженную ведьму.

Я верила в это.

Амулет дрожал и раскачивался в такт моим неловким движениям.

Кто-то ткнул Улису сапогом в бок, вырвав из ее груди тоненький стон.

— Доколдовалась, отродье, — прогудел мясник удовлетворенно.

— На костер ее! — нервно взвизгнул женский голос от дверей, и его поддержали другие.

На улице надрывно плакал ребенок.

Я лихорадочно завязывала непослушными пальцами узелок — цепочка не хотела поддаваться, но мое отчаянное упрямство было достаточно велико, чтобы свершить задуманное.

— Со второй что делать?

— Для нее костер уже почти сложили.

— Они за все нам ответят!

Никогда раньше я не чувствовала такой всепоглощающей ярости. Я знала, что люди напуганы, что завершиться спокойно эта трагедия не могла, что Барон был прав и беспорядков с самого начала невозможно было избежать. Я знала, что они всего лишь хотят найти виновного и по глупому стечению обстоятельств виноватой была выбрана Улиса. Я все это знала, но не хотела понимать.

Дрожащими пальцами надевая амулет — звенья цепочки путались в волосах, но времени и терпения их выпутывать сейчас попросту не было, — я выдергивала и обрывала запутавшиеся волосы, не чувствуя боли. У меня не было права на жалость к себе – Улису уже тащили на выход.

Поддавшись секундному порыву, я от всей души еще раз пнула не оправившегося от встречи со мной мужика и поднялась на подгибающиеся ноги.

Мой маневр заметили и оказались очень недовольны такой ненужной прытью. И опять не дали добраться до заветной воды.

Из магазина меня вытаскивали двое мужиков, незнакомых, сосредоточенных, очень целеустремленных.

Я рычала, вырывалась, мечтала добраться до ближайшей лужи и хоть зубами добыть так необходимую мне сейчас кровь.

Толпа за моей спиной возбужденно гудела.

На месте казни, как только мы прибыли, людей почти не было, но площадь быстро заполнялась — те, кто следовал позади нас, занимали свои места.

Полуобморочную Улису, израненную, истекающую кровью, уже пытались приладить к толстому деревянному столбу, установленному посреди перекрестка, оплести веревками и покрасивее разложить хворост у изножья.

Двое жрецов Многоликого с важным видом ходили рядом — следили за тем, чтобы ведьма не вырвалась.

Меня бросили на мостовую, всего на несколько секунд оставив без присмотра. Я не стала тратить время зря.

С остервенением срывая повязку с раненой руки, я впервые так горячо и искренне радовалась, что отметины от зубов Мисси заживали столь долго.

Растревожить трудно срастающуюся рану удалось без проблем — на языке чувствовалась горечь от заживляющей мази, что мы накладывали всего несколько часов назад, но я не обращала на это внимания. Сцеживая в небольшую лужицу между камнями капли крови, я беззвучно шевелила губами, про себя повторяя как заведенная:

«Барон. Барон. Барон. Барон…»

Разговоры прервались неожиданно — казалось, на площадь опустилась тяжелая, недоверчивая тишина.

Я была услышана.

— Развлекаетесь? — зло спросил знакомый голос.

Я судорожно вздохнула, от облегчения, навалившегося в один миг, закружилась голова.

Барон медленно осмотрелся. Хмыкнул, увидев недопривязанную к столбу Улису — появление Высшего затушило энтузиазм тех, кто ее привязывал: отпустив веревки, они с ужасом смотрели на высокую фигуру в черном, что замерла посреди смятенной толпы.

Люди отпрянули, стоило им только понять, кто заглянул на огонек… А не узнать Высшего было невозможно — слишком отчетливо ощущалась его нечеловеческая природа в этот отчаянный час. Слишком ярко сияли зрачки, жадно ловя и отражая лунный свет. Слишком нереальным было его лицо, освещенное неверным пламенем факелов.

— Выглядишь ужасно, — сообщил Барон, когда очередь дошла до меня.

В невозможной тишине, под полными ужаса взглядами я смогла выдавить из себя лишь слабое:

— Я очень рада вас видеть.

— Ну разумеется рада, ты же меня позвала, — фыркнул Барон и шагнул ко мне.

Кто-то упал в обморок.

Я не видела кто, слышала лишь звук, с которым тяжелое тело свалилось на камни мостовой — я неотрывно, как завороженная, следила за приближением Барона.

Опустившись на корточки передо мной, он крепко взял меня за подбородок, заставляя повернуть голову сначала в одну, потом в другую сторону, сердито меня разглядывая.

Следующей осмотру подверглась окровавленная рука.

— Все еще жалеешь их? — спросил он сухо.

— Не особо, — ответила я. Получила в награду за свое жестокосердие удивленную недоверчивую улыбку и рискнула пожаловаться: — Они обидели Улису. А еще разгромили мой магазин.

— Они его починят, — пообещал Барон. Не видел он, что случилось с дверью… стеной.

Вокруг царила тишина. Такая… мертвая, совершенно противоестественная.