Я не думала о том, куда мы попадем. Меня это ничуть не волновало, куда важнее было оказаться как можно дальше от того места, тех людей и костров, разложенных для нашего сожжения.

Ничто, по моему мнению, не могло оказаться хуже смерти в огне…

Застыв в немом удивлении, я ошалело и недоверчиво разглядывала неровные каменные стены без окон — отсутствие естественного освещения с избытком компенсировалось множеством осветительных кристаллов. Они были везде: крепились к сводчатым потолкам, таились в неровных мелких нишах, будто созданных самой природой, и сияли над вырубленными в стенах проходами — интригующими, полными непроглядной темноты.

На всякий случай крепче вцепившись в плечо Барона, я медленно обернулась назад.

— Мы в коридоре, — тихо заключила я после нескольких мгновений сосредоточенного осмысления увиденного.

— Именно так, — подтвердил Высший и коротко свистнул.

Звук, подхваченный эхом, множась и теряясь в высоких сводах, разлетелся во все стороны.

Спустя несколько секунд прямо из таинственного прохода, рядом с которым мы стояли, выступила странная фигура.

Это была огромная шарнирная кукла-марионетка — среднего человеческого роста, весьма субтильного телосложения и одуряюще жуткого вида. На деревянном, выбеленном краской лице неестественно ярко сверкали стеклянные глаза: прозрачные, синие, прекрасные, как сапфиры, и такие же мертвые. Щеки и губы куклы алели щедрыми мазками красной краски.

Я на всякий случай отступила за Барона, покачнулась и едва не упала, но устояла, похвалив себя за то, что Высшего так и не отпустила, продолжая крепко за него держаться.

Шаткость моего положения не ускользнула от внимания куклы.

Жуткий застывший взгляд задержался на мне на секунду, не больше, но успел пробрать до самых костей и на время отнять голос. Потом Барон нетерпеливо велел, разгоняя жуткое наваждение:

— Возьми ее. — Хрупкая на первый взгляд кукла в белом платьице, с золотыми кудрями и тонкими ручками, пальцы которых легко гнулись под любым углом и в любую сторону, не напрягаясь, перехватила бесчувственное тело ведьмы — я попыталась возмутиться, но ком в горле не позволял словам вырываться наружу. — Ее необходимо осмотреть и залечить раны.

Жуткое создание покорно прикрыло глаза и чуть склонило голову, после развернулось и скрылось в проходе, из которого пришло.

— Это кукла, — прошептала я натужно, с трудом отвоевывая у себя же свое право говорить.

— Ты очень наблюдательна, — с издевкой согласился Барон, решив, наконец, заняться мной.

Я посчитала за лучшее проигнорировать и язвительный тон, и преступную неосторожность, с которой он схватил меня за раненую руку. Я тихо ойкнула.

— Живая.

— О, в этом ты ошибаешься. — Быстрый осмотр его успокоил. — Она никогда не была живой. Просто мое повеление, заключенное в деревянную оболочку.

— То есть вы создали себе слуг, внешне похожих на людей. — Я нахмурилась. — И куда она понесла Улису?

— Думаешь, я способен навредить ей? — Барон замер передо мной памятником оскорбленного достоинства. — После того как спас?

— Конечно же нет. — Взгляд упрямо возвращался к проходу, в котором скрылись кукла и бесчувственная ведьма. — Можно мне к ней?

— Там одна кровать. Желаешь спать на кушетке?

— Я не привередливая.

Барон прищурился, зрачки его все еще слабо тлели, отчего взгляд казался каким-то по-особенному зловещим. Я этого почти не замечала — сердце успокаивалось, страх уходил, остужая кровь и возвращая мне мое законное недомогание. Сейчас, едва стоя на ногах, мало что видя и чувствуя, опустошенная до самого дна, я совсем не боялась Высшего.

Не было смысла его бояться. Только не после того, как он спас меня от уважаемых, таких дружелюбных и милых соседей…

— А можно вас обнять? — Просьба вырвалась сама. Мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь обнял, погладил по спине и уверенно сказал, что все хорошо… или хотя бы не так уж плохо.

— Обнять? — недоверчиво переспросил Барон. Я буквально чувствовала его растерянность и в чем-то даже понимала ее — мне бы тоже не пришло в голову обниматься с бутербродом или выказывать дружескую поддержку яичнице… Впрочем, издеваться над ними и осыпать колкостями я бы тоже не стала.

— Очень надо, — серьезно сказала я. Отступать уже было некуда. Слова произнесены, просьба озвучена, осталось только окончательно запутать Высшего, чтобы он либо согласился, либо сбежал.

Секундная заминка показалась мне вечностью. Барон беспомощно хмурился, упрямо пытаясь смириться с мыслью, что ему не послышалось.

Потом случилось невероятное.

— Иди сюда, — резко велел он, грубо схватив меня за плечо и дернув на себя.

Барон был жестким, очень напряженным и злым. Злился он на меня — за глупую просьбу — и на себя — за то, что эту просьбу решил выполнить.

Вот спасти от кучки разъяренных людей с факелами — не вопрос, а обнять и немного утешить — так сразу столько негодования! Будто я что-то неприличное попросила сделать, честное слово.

— Довольна? — проворчал он, ничуть не думая о том, чтобы быть хоть чуточку бережнее.

— Знаете, — просипела я, отчетливо ощущая каждую косточку своего тела, — кажется, это была дурная идея…

Но определенно удачная, мне и впрямь стало казаться, что все не так уж и плохо.

*

К Улисе меня доставили в многозначительно-уязвленной тишине. Барон просто разжал объятья и, крутанув меня на месте, втолкнул в темноту прохода, в последний момент ухватив за ворот платья, — я напряглась, опасаясь, что из-за его неосторожности цепочка порвется.

Обошлось.

Темнота была холодной, осязаемой и будто живой. Она нежно коснулась моих щек: приласкала, успокоила, пообещала вечный покой и предложила остаться с ней навсегда — замешкавшись, я встала на пороге, на самой границе реального мира, прислушиваясь к щедрым обещаниям.

Потом меня встряхнули за шкирку, выталкивая из темноты в светлую, просторную и полупустую комнату.

— Никогда не останавливайся на пороге, — бесстрастно велел Высший.

— Почему?

— Ты только моя пища.

— Какое… счастье, — пробормотала я, по-новому взглянув на темноту прохода.

Как люди вообще умудряются выживать в мире, который в любое мгновение может их съесть? Выживают, процветают и плодятся… Ничем, кроме как диким, противоестественным везением, объяснить это я не могла.

Кровать в комнате действительно была одна, зато большая, а помимо кушетки, которой Барон пытался меня запугать, тут также имелись громоздкий шкаф, казавшийся очень древним и невероятно дорогим — такая в нем была неуловимая важность, свойственная мебели, стоимость которой легко перекрывает цену небольшого домика в пригороде, глубокое кресло, небольшой столик и пара стульев с мягкими сиденьями и спинками, по конструкции больше похожими на орудие пыток.