Я повис в воздухе, болтая ногами. Вот и как тут убежишь, когда опору для бега вырывают прямо из-под ступней?

Черт побери! Достали эти оммёдзи с их колдовством. Никакой злости на них не хватает.

Моё тело сковали невидимые воздушные потоки. Они клещами сдавили грудь и прижали руки к бокам. Хаяси был на уровне специалиста стихии Воздуха. Я не забыл об этом, но думал, что он бросится за мной обычным способом. Я бы тогда отомстил ему за выставленный средний палец…

«Штормовые клещи» походили по принципу на «Небесный захват», но если в захвате атаке подвергалось только горло, то клещи ловили и обезоруживали беглеца полностью. Очень распространенный прием у полицейских. Из-за эффективности якудза тоже взяли его на вооружение.

— Он сейчас подойдет! — крикнул Хаяси.

Ага, подойду… Подлечу, мать его…

Хаяси неторопливо провел рукой. Меня пронесло над заборчиком и потащило в дом сэнсэя Норобу. По пути я ожидаемо встретился головой с притолокой. Хотя изо всех сил нагибал голову вниз.

Гребаный Хаяси… Надо будет ему сахара в бензобак насыпать…

Внутри дома сидела злая Мизуки и хмурый Норобу. Воздушные клещи разжались прямо перед ними. Я едва успел сгруппироваться, чтобы не шлепнуться на жопу.

Мизуки сегодня была в светло-сером костюмчике и черной блузке. Её губки яростно кривились, и мне стоило большого труда сконцентрироваться на них, а не скользить взглядом ниже. Бандаж травмированной руки поддерживал грудь и словно выставлял её на показ. Словно кричал: «Эй, Изаму, тут за тканью скрывается пара прелестных грудок! Сорви эту ткань и впейся губами в сосок!»

— Почему ты сразу мне не позвонил? — спросил Норобу.

— Я… я не знал, что это так важно, — ответил я.

— Не знал, что так важно? Малыш, ты подписался на «Черное кумитэ», что может быть менее важно? — фыркнула Мизуки.

— Да? Ну и что? Подумаешь, какой-то конкурс по вышиванию крестиком…

— Глупец! Это не какой-то конкурс! Это кровавая схватка приговоренных к смерти преступников. Долбоёб! С арены уходит только один! С людей снимают магические браслеты, чтобы они могли в полной мере использовать оммёдо!

— Мизуки, я этого не знал… Да и к тому же у меня не было другого выхода. Он угрожал…

— Да я слышала, — отмахнулась Мизуки. — У нас тут часто угрожают, малыш… И не всем угрозам стоит верить. Ты сейчас себя в такое дерьмо вогнал, что весь наш клан вряд ли сможет оттуда вытащить.

Я нахмурился, перевел взгляд на Норобу. Тот только покачивал головой и напоминал китайского болванчика на торпеде автомобиля.

— А что мне оставалось делать? Друзья, я думал, что будет всего пара вопросов, я отмажусь, скажу, что ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не скажу. А оно вон как повернулось…

— Малыш, оно всё очень плохо повернулось. Смертникам нечего терять, вот они и бьются до последнего вздоха. Это кумитэ запрещено в Японии, но ничто так не будоражит кровь, как наблюдение за битвой до смерти, поэтому его и проводят в глубоком подполье. И там нет запрещенных приемов — всё разрешено. Жестокость настолько запредельная, что каждому зрителю при входе выдается по бумажному пакету.

— Как в самолете?

— Да, как в самолете, — кивнула Мизуки.

— Да и ладно, подумаешь — приду, накостыляю всем и потом… Ай-яй-яй! Сэнсэй Норобу! Сэнсэй Норобу, пусти! Да пусти же, а то без уха оставишь!

Ухо заскрипело, когда его схватил невидимый захват. Меня словно подвесил на бельевую прищепку невидимый великан. Я кончиками ног доставал до пола, и этого едва хватало, чтобы не оставить кусок плоти в невидимом зажиме. Боль вовсе не такая, какая возникает, когда зажимают уши и «показывают Москву». Боль десять раз сильнее. Я тут же загнал её в подсознание, но заметил, как левый глаз Норобу подмигнул.

Ага, это «ж-ж-ж» явно неспроста. Надо подыграть старику… Ну я и заголосил чуть ли не во всю мощь молодых легких.

— Похоже, что молодой человек не вполне понимает всю серьезность происходящего, — покачал головой Норобу. — Надо бы ему прочистить уши, а то он и на записи диктофона завис.

— Я не завис! Я просто отключился и не слышал ничего из того, что говорил комиссар! Ай-яй! Да больно же! Отпусти! Мизуки, скажи ему!

— Отключился? — поднял бровь Норобу.

— Да, как тогда, в первый раз, когда я был у тебя дома! Или когда был с Мизуки! Я отключаюсь на пару секунд, а после прихожу в себя! Да больно же!

— Мастер Норобу, вы точно не оторвете ему ухо? — покосилась на меня Мизуки. — Оно уже бордовое стало.

— Ничего… не понимает через голову, поймет через… ухо! Я ведь ещё и выкрутить могу, — Норобу повернул руку и мою голову пронзила новая боль.

Она пробилась сквозь блокировку и зажгла раскаленным угольком под самой линией волос. Пришлось и её загонять в подсознание. Эх, не переусердствовал бы учитель…

— Ай-яй-яй! Ой-ой-ой!

— А теперь пройдемся по комнате, дорогой ученик. Я научу тебя советоваться с учителем каждый раз, когда возникают сложные вопросы. Вот так вот, перебирай ножками, да-да.

Меня потянуло влево и, чтобы оставить ухо при себе, пришлось двинуться следом за невидимой силой. Мизуки только покачала головой. Она поглаживала бандаж и следила, как я обхожу вокруг их.

— Сэнсэй Норобу, я думаю, что с него достаточно, — промолвила девушка, когда я прошелся мимо них в третий раз.

— Нет, я его ещё десять раз проведу, а потом только подумаю, — с ехидцей в голосе проговорил старик.

— Ай-яй-яй! Вот сейчас вообще оторвется! Ай, как же больно-то!

В дверях я заметил Хаяси. Он подглядывал одним глазком за экзекуцией и ему явно хотелось, чтобы я запнулся. Я показал исподтишка средний палец. Улыбка на желтом лице чуть померкла.

— Это ваш ученик, сэнсэй Норобу. Что вы хотите, то с ним и делайте. Мне же пора. Я узнаю, против кого выйдет наш оболтус, а потом мы решим, что с ним делать.

— Хорошо, Мизуки-сан, прикладывай лекарство два раза в день, и оно облегчит твои страдания. Не то, что у этого засранца!

— Ай-яй! Мизуки! А что насчет завтра? Что насчет Макото? — в конце я даже призвизгнул.

— Всё в силе. Я не отменяю своих слов, — кивнула девушка, поклонилась Норобу и пошла на выход.

Я продолжал орать и отплясывать до тех пор, пока не отъехала машина. Только после этого невидимая сила отпустила моё ухо.

Рухнул на циновку и зажал горящую часть тела.

— Не притворяйся. Тебе же не больно, — хмыкнул Норобу. — Ты обладаешь техникой усмирения боли. Давай, залечим ухо.

— Да? И как давно ты это заметил? — убрал я руку от горячего пельменя.

Тут же на неё пролился синеватый дым исцеления.