– Тогда я тебе тоже кое-что скажу. Вот что, Алена… – вздохнула Калерия Львовна, позволив себе немного расслабиться. – Я ведь не считаю себя безгрешной. Что было, то было… Прошлых ошибок я повторять не собираюсь.

– Это вы к чему?

– Я больше не буду мешать вам с Борисом. Ты хорошая женщина, из вас получится прекрасная пара.

– Неужели? И давно вы так думаете? – печально поинтересовалась Алена.

– Не очень. Я сожалею о том, что когда-то встала между вами.

– Калерия Львовна, я не собираюсь выходить замуж за вашего сына.

– Ай, перестань! – нетерпеливо отмахнулась та. – Боря достаточно перебесился, он будет хорошим мужем. Я, в свою очередь, обещаю контролировать его. Теперь я буду только на твоей стороне. Чего тебе еще надо?

– У меня нет жилплощади в Москве, – с усмешкой напомнила Алена.

– Ну и что! Иногородний иногороднему рознь. Ты, Алена, нормальный человек. Будешь жить здесь.

– Мы же с вами все время спорим! – не выдержала, напомнила она.

– Я ведь говорила, что, возможно, скоро перееду к сестре, – в свою очередь напомнила Калерия Львовна. – Конечно, нам придется пересекаться с тобой, и не все будет гладко… Но уж лучше спорить об искусстве, чем о том, имею я право видеть свою внучку или нет. Ты с характером, но ты не стерва. Я потерплю.

– Спасибо… – вздохнула Алена. – Все это очень заманчиво, Калерия Львовна, но я действительно не собираюсь замуж за Бориса. В одну реку нельзя войти дважды.

– Можно, – нетерпеливо возразила та. – И дважды, и трижды, и сколько хочешь… Главное – чтобы в нужное время и в нужном месте.

– Калерия Львовна… Обещайте, что не расскажете о моей просьбе Борису. И вообще – никому!

– Обещаю, – сказала та, глядя на Алену неподвижными выцветшими глазами. Почему-то в этот момент Алене вдруг стало жалко эту несгибаемую женщину. Такие, как Калерия Львовна, держатся долго, а потом в один миг вдруг дряхлеют. Алена представила, как Калерия Львовна через несколько лет будет все так же старательно наводить порядок в доме и пытаться сохранить бесстрастную маску на лице, но неожиданно обнаружит, что вещи почему-то перестали слушаться ее, что они ускользают из рук, что мимические мышцы расслабились и морщины – подобно весенним ручейкам – смывают с лица привычную маску. И что она из строгой пожилой дамы превращается в обычную старуху, теряющую власть даже над самой собой…

Стоило Алене представить это, как она тут же забыла о своих прежних обидах. Какая негодяйка эта Олеся, бывшая Борисова жена!

* * *

Борис подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу. Потом сказал:

– Не люблю зиму в Москве. Ты посмотри, мам, – опять все тает…

– А кто любит… – пробормотала Калерия Львовна. – Ты почему Алену не пошел провожать?

– Так она же отказалась!

– Ну и что. Все равно ты должен был ее проводить.

– Мам, ты же знаешь Алену! Если уж она что-то решила, то ее не переубедить.

– Нет, это ты ее не знаешь, – покачала головой Калерия Львовна и принялась убирать посуду со стола.

– Погоди, я тебе помогу… Рыбу в холодильник?

– Да. И салат туда же… Она совсем не изменилась.

– Кто, Алена? Если ты обратила внимание, то она немного поправилась, – рассеянно заметил Борис. – Но так ей даже лучше…

– Я не об этом! – раздраженно перебила его Калерия Львовна.

– А о чем?

Калерия Львовна не ответила. Она перестала складывать тарелки в стопку и опустилась в кресло – словно не могла ничего делать, пока не додумает какую-то важную мысль.

– Послушай, мам, может, не стоит мне больше с ней встречаться? – Борис тоже бросил все и сел напротив матери. – Прошло столько лет! Алена меня не любит. В конце концов, женщин вокруг много… Приспичило тебе меня снова женить!

– Женщин много, но ни одной подходящей! – возразила Калерия Львовна. – А вот с ней бы ты был самим собой. Она была права, когда говорила о бытии и быте. С ней бы у тебя было сплошное бытие. И вовсе не потому, что она в высоких сферах витает…

– А почему? – засмеялся Борис. – Мам, ты иногда так смешно выражаешься…

– Потому что она – настоящая. Не то что эта кукла… Сплошной быт. Даже не быт, а битье посуды!

Она намекала на Олесю-старшую.

– Алена, между прочим, даже еще не развелась, – вздохнул Борис и машинально потрогал скулу.

– Что, до сих пор болит?

– Нет. Это я так… Смешно! Думал, что проведу новогоднюю ночь в отделении. Если бы не твое вмешательство… Ты очень на меня рассердилась тогда, мам?

– Ни капельки. Подумаешь, подрался с этим, как его…

– С Алексеем, – напомнил Борис. – Аленкиного мужа зовут Алексеем Голубевым.

– Да бог с ним, с мужем… Хуже другое – у твоей Алены появился новый кавалер. Некто по имени Роман Селетин. Она и приходила затем, чтобы кое-что узнать о нем…

– Что именно? – Услышав про кавалера, Борис заметно приуныл.

– Всякое-разное…

– Ты ей поможешь?

– Да. Отчего не помочь!

* * *

Было холодно. Наверное, Николя успел здорово продрогнуть, но не подавал виду…

– Все, – милосердно улыбаясь, сказала Серафима. – Дальше я по памяти закончу.

Николя встал с широкой тахты, застеленной белым шерстяным одеялом, тут же набросил его себе на плечи. Потом засунул ноги в валенки (только они спасали от гуляющих над полом сквозняков) и сел рядом с Серафимой. Прислонился щекой к ее плечу, не обращая внимания на лавровый венок, который венчал его голову.

– Дурацкая у тебя квартира, – сказал он. – Отовсюду дует! Давным-давно поменяла бы ее, что ли…

– Зато удобная, – вздохнула она. Уголь в ее руках легко скользил по плотной бумаге. – Просторная и светлая. Для мастерской – самое оно…

В этот раз Серафима изобразила Николя в виде древнего грека, возлежавшего в лирической задумчивости на боку. Из одежды – только набедренная повязка и этот самый венок. Без повязки позировать он наотрез отказывался, хотя Серафима решительно не понимала – почему…

– Похоже.

– Да? – оживилась она. – Значит, ты считаешь меня талантливой?

– Не без этого… – благосклонно отозвался Николя. – А вообще сейчас необязательно иметь талант. Масс-культура! Достаточно овладеть техникой своего ремесла, чтобы преуспевать. Главное – сюжет. Сюжет должен эпатировать публику, дразнить… ты в курсе, например, что есть такая вещь – индустрия сознания?

– Нет, – сказала Серафима и поцеловала Николя в лоб. – Господи, какой ты у меня умный! Зачем только в официанты пошел…