– Прям как твоя мамаша! – ответила мисс Изи.

– Ну, будет уже! – Сестра Го зыркнула на собравшихся. Очередь игроков уже плюнула на ставки и по большей части расселась на ступеньке рядом с Сосиской, чтобы наблюдать за цирком, который был куда лучше всякой лотереи. «Давайте все толком обмозгуем», – сказала сестра Го, и одновременно с этим раздался скрип входной двери у всех за спиной, и она уставилась поверх плеч, уронив челюсть. Остальные проследили за ее изумленным взглядом и оглянулись на то, что заставило их вскочить на ноги.

Позади них на пороге, заполняя открытый проем семнадцатого корпуса, стоял во всю свою двухметровую высь Суп Лопес – роскошный улыбчивый великан в сером костюме с иголочки, белой рубашке и великолепном черном галстуке-бабочке.

– Суп!

– Суп Лопес! Вернулся из мертвых!

– Sopa! ¡Comprame una bebida! ¿De dónde sacaste ese traje?[26]

– Наконец-то дома! – пророкотал Суп.

Начались крики радости и рукопожатия, пока люди окружили высившегося надо всеми здоровяка. Хоакин по-быстрому разлил из своего окошка виски в пластиковые стаканчики, потом вовсе оставил окно, вышел из здания с гитарой в сопровождении игрока на бонго из Los Soñadores – тот опрометью вылетел из подъезда, крича по-испански «Племянничек!», и обнял Супа, который в ответ поднял маленького человечка в объятьях, будто подушку. Los Soñadores быстренько подключились и заново завели ужасную музыку, с еще большим наслаждением.

На следующие полтора часа о беде Пиджака позабыли. Было еще рано, и Суп встречал своих старых друзей фокусами. Поднял двух женщин одной рукой. Показал всем, как в тюрьме научился отжиматься на одной руке. Демонстрировал свои туфли размера 18S[27], сделанные специально по заказу штата Нью-Йорк, и впечатлил своего бывшего тренера Пиджака тем, как снял одну туфлю и отбил ей мячик на триста ярдов. «Вы всегда говорили, что я понимаю основы», – сказал он гордо.

Радость затуманила головы, и некоторые из тех, кто смущался подойти к Пиджаку, теперь подступили пожать ему руку, похлопать по плечу, поблагодарить за то, что подстрелил Димса, и угостить выпивкой. Одна бабуля подарила ему два доллара, которые обычно приберегала для лотереи, – сунула деньги ему в карман. Вперед вышла молодая мать и сказала: «Ты всем показал, как персики консервировать!» – и поцеловала его. Подошел грузный работник гортранспорта по имени Кельвин, дежуривший в кассе на местной станции метро линии G, пожал руку Пиджаку и положил ему пять долларов в карман, прибавив: «Кореш ты мой».

Дамбу прорвало, и зеваки, которые без оглядки сбежали, только завидев его, теперь вернулись подивиться, что он еще жив, поглазеть и пожать ему руку.

– Г’ван, старина!

– Пиджак, проучил ты их!

– Пиджачок… eres audaz. Estás caliente, bebé. Patearles el culo![28]

– Пиджак, благослови моего сына! – крикнула молодая беременная мать, поддерживая свой округлившийся живот.

Пиджак это переносил со смесью благоговения, застенчивости и гордости, пожимая руки и радуясь угощениям, что ему наливали в окне Хоакина за счет соседей, – в окне теперь заседала мисс Изи, которая, оказывается, достаточно хорошо знала бывшего супруга, чтобы знать и то, что ему по барабану, кто именно льет самогонку, лишь бы в кассу поступали пятьдесят центов. Чего он не знал, так это что четвертак с каждого стаканчика она зажимала себе. Брала комиссию.

В кружке Пиджака царило веселье, пока не появился Доминик Лефлер – Гаитянская Сенсация и сосед Пиджака по девятому корпусу, – со своим другом Минго, старикашкой жуткой наружности с рябым и прыщавым лицом. У него в руке была устрашающая самодельная кукла из трех сшитых диванных думок и с головой, подозрительно напоминавшей видом и на ощупь четыре батарейки размера D, склеенные изолентой. Доминик шлепнул Пиджака по спине, протянул ему куклу и сказал:

– Теперь ты под защитой.

Бам-Бам, истово отстоявшая в очереди двадцать минут, чтобы разыграть свой номер, и уже дважды лишавшаяся места с тех пор, как началась пирушка и очередь превратилась в очередь за виски, вознегодовала:

– Ты почто распространяешь духов да мракобесие, Доминик?

– Да это на удачу, – сказал Доминик.

– Не нужна ему такая удача. У него есть Иисус!

– Пускай и это будет.

– Иисусу Христу не нужно колдовство. Иисусу не нужны уродливые куклы. У Иисуса нет пределов. Взгляни на Супа. Иисус вернул его домой, потому что мы за него молились. Верно я говорю, Суп?

Суп в костюме и бабочке, возвышаясь над праздником, пока люди пили виски, а кое-кто теперь плясал под ужасающую бачату Los Soñadores, смешался.

– Сказать по правде, сестра, я больше не хожу в церковь. Я вступил в «Нацию».

– Какую такую «Нацию»?

– «Нацию ислама».

– Это как Организация Объединенных Наций? – спросила Бам-Бам.

– Не совсем.

– У них есть свой флаг вроде нашего звездно-полосатого? – спросил Сосиска.

– Звездно-полосатый – не мой флаг, брат Сосиска, – сказал Суп. – У меня нет страны. Я гражданин мира. Мусульманин.

– Ого… – ответил Сосиска, не зная, что еще сказать.

– Видите ли, истинным пророком Бога был Мухаммед. А не Иисус. И Мухаммед не пользовался никакими такими куклами, как Доминик. – Увидев ужас на лице Бам-Бам, Суп прибавил: – Но с вами я согласен, мисс Бам-Бам. Всем что-нибудь нужно.

Он пытался быть дружелюбным, в своей манере, но его слова возымели ужасный эффект. Бам-Бам подбоченилась, как громом пораженная. Доминик пристыженно отвернулся. Сестра Го, Сосиска и Пиджак не верили своим ушам. Хоакин, заметив затишье в празднестве, снял с плеч гитару, юркнул в подъезд, пока Los Soñadores лабали дальше, и минуту спустя вернулся с бутылкой бренди.

– С возвращением домой, Суп. Я берег это для тебя, – сказал Хоакин.

Суп взял бутылку своей великанской рукой.

– Я не пью, – сказал он. – Таким способом белый человек угнетает черного.

– Доминиканским бренди-то? – спросил Хоакин. – Оно же самое лучшее.

– Да это моча в сравнении с пуэрто-риканским бренди, – сказала мисс Изи из окна.

– Брысь из моего окна, – сердито прошипел Хоакин.

– Я тебе деньги зарабатываю! Как и раньше! Дурья башка!

– Брысь из окна, тогда еще успеешь на полуночную метлу из города, бесовка!

Под рукой мисс Изи оказалась увесистая стеклянная пепельница. Она запустила ею в бывшего супруга. Бросок был легкий, небрежный, как в игре во фрисби. Она не хотела в него попасть – и не попала. Взамен пепельница угодила в плечо беременной женщины. Та танцевала со своим парнем в первом ряду и быстро развернулась и дала пощечину Доминику, который стоял позади нее со своей куклой. Будучи джентльменом, Доминик поднял руку, чтобы помешать ей ударить второй раз, но при этом ненароком тюкнул твердой батарейной головой куклы по макушке жениха молодой матери. Жених, в свою очередь, замахнулся на Доминика, но при