этом ткнул локтем в челюсть Бам-Бам, подоспевшей помочь молодой матери. Бам-Бам в ярости налетела на нападавшего, но под горячую руку подвернулась сестра Го, которая от удара повалилась на Элеонору Сото, казначею Пуэрто-риканского общества Коз-Хаусес, попивавшую виски из стаканчика, какой и пролила на рубашку Кельвину, работнику гортранспорта, только что вручившему Пиджаку свои пять долларов обеденных денег.

И понеслось. Драка, где кусались, царапались и лягались. Не куча-мала, а скорее несколько отдельных стычек, взрывавшихся и угасавших, тут прерываясь, там начинаясь заново, с рассеянными повсюду судьями и миротворцами, кому и самим доставалось по зубам, – и всё в жаркое утро, когда им полагалось праздновать. Кое-кто дрался, пока не выдыхался, не усаживался на ступеньках в слезах и одышке, а потом, переведя дыхание, опять принимался за свое, с той же яростью. Другие крыли друг друга матом, пока того или иного не задевал шальной кулак, и тогда они тоже бросались в побоище. Третьи бились молча, сосредоточенно, по парам, выплескивая старые обиды, затаенные еще много лет назад. Все так увлеклись, что никто не заметил высокую фигуру в черной косухе – Эрла, боевика Банча Муна, с выкидным ножом в кулаке, который медленно пробирался из задних рядов в передние, ныряя то влево, то вправо, подкрадываясь к Пиджаку, по-прежнему сидевшему на ступеньках перед Los Soñadores бок о бок с Супом – оба в изумлении наблюдали за дракой под музыку ужасной группы.

– Это я виноват, – признался Суп. – Надо было сидеть дома и смотреть телевизор.

– Да ну, время от времени хлопок встречается с бурьяном, но это ерунда, – сказал Пилжак. – Это к добру. Прочищает воздух.

Глядя на возню и ругань толпы, Пиджак вдруг подумал, что непочатой бутылке Хоакина с замечательнейшим доминиканским бренди, стоявшей на нижней ступеньке всего в нескольких метрах от него, наверняка одиноко и никто ее не согреет в руках. Еще он осознал, что скоро ему пора. Его ждали на работу в саду у белой пожилой дамы на Сильвер-стрит. Обычно он ходил по средам, но прошлую среду пропустил, потому что… ну, потому что. Обещался прийти сегодня, в понедельник, а старушка шуток не шутила, так что настроен он был серьезно. Даже решил пропустить этим утром лотерею у Хоакина и направиться прямиком к даме, но его разбудил и сбил с курса чертов ансамбль Хоакина. Теперь уже пора бы пошевеливаться.

И все же, завидев одинокое бренди на нижней ступеньке, он решил, что один глоток не повредит. Что такого плохого в ежедневном облегчении перед работой.

Он спустился, чтобы забрать бренди с нижней ступеньки. Стоило потянуться, как кто-то опрокинул бутылку ногой, и та покатилась во двор, в самую гущу драки – не разбившись, но закружившись на боку и замерев в паре метров от Пиджака. Он последовал за ней, забредая вглубь толпы. Но как только поднял руку, бутылку снова пнули, и она скользнула между ног сестры Биллингс и молодой беременной матери, которые так и не расцепились, как их ни пытались развести Доминик и жених девушки. Пиджак последовал за бутылкой, только чтобы увидеть, как ее пнули вновь. В этот раз она проследовала по скачущей и вертлявой траектории, прежде чем скользнуть за ноги Сосиски и Кельвина из гортранспорта и там чудесным, мучительным образом замедлиться, вращаясь, между ног двух теток, которые мутузили друг друга, чертыхались и грозились сорвать друг с друга парики.

Бутылка все кружила и кружила у них под ногами, пока наконец неторопливо не замерла.

Пиджак присел, подхватил ее и уже хотел было откупорить, когда внезапно ее вырвали из рук.

– Это отрава белого человека, мистер Пиджак, – спокойно сказал Суп. – Нам здесь такого больше не надобно.

И небрежно кинул бутылку через плечо, прочь от людей.

В детстве Суп как бейсболист не отличался особым мастерством. Зато как у великана у него имелась сила. Несколько пар глаз проследили за бутылкой, которая описала долгую, затянутую дугу в небе, недолго кувыркалась на пике, достигнув высокой-высокой вершины, а потом свалилась обратно на землю в длинном, ленивом, безумном штопоре – стукнув Эрла, подручного убийцу Банча, прямо в лобешник.

Удивительно, но, срикошетив от головы Эрла, бутылка осталась цела и разбилась вдребезги, только когда упала на тротуар. Рядом мешком повалился Эрл.

Звон битого стекла и зрелище упавшего человека остудило всех. Потасовка и возня затихли, и люди поспешили собраться вокруг распростертого в нокауте Эрла.

В отдалении послышалась полицейская сирена.

– Доигрались, – угрюмо сказал Хоакин.

Все тут же осознали масштаб кризиса. Квартиру Хоакина подвергнут обыску. Его арестуют на дни, недели, а то и месяцы. Значит, никакой лотереи. Хуже того – Суп на УДО. Чуть что – и обратно в кутузку. Как жесток этот мир!

– Все кыш отседа, – спокойно сказала сестра Го. – Я обо всем позабочусь.

– Я тоже остаюсь, – сказал Доминик. – Это я виноват. Я разволновал Бам-Бам.

– Меня не разволновать ни одному мужику, Доминик Лефлер, – огрызнулась сестра Биллингс. – Я свой коктейль могу взволновать и без мужика!

– Смотря какая соломинка и какой мужик, – ответил Доминик с улыбкой. – Я Гаитянская Сенсация – с ударением на «сенсации».

– Нечего мне тут зубы сладко заговаривать, мистер! Я знаю, что тебе бы только потрепаться!

Доминик пожал плечами, словно говорил: «Что тут скажешь?»

– Только время тратим, – сказала сестра Го. Обернулась к толпе. – Пошевеливайтесь все, – рявкнула она. Повернулась к Кельвину из кассы метро: – Кельвин, вы с Супом оставайтесь. И ты, Изи, – а остальным сказала: – Живо. Брысь.

Толпа рассосалась. Большинство попрятались по домам или поспешили на работу. Но не все. Пиджак и Сосиска вернулись на крыльцо, где торопливо собирали манатки Хоакин и Los Soñadores. Сосиска кивнул на группу.

– А будь они «О’Джейс», ничего бы не случилось, – сказал он.

– Это все бонго, – согласился Пиджак, качая головой. – Никогда не любил бонго.

– Будешь рассиживаться тут, пока не арестуют? – поинтересовался Сосиска.

– Мне бы надо на работу.

– Давай по маленькой перед уходом, – сказал Сосиска. – У меня в мастерской остался «Конг». Зайдем через заднюю дверь и срежем по угольному туннелю под тридцать четвертым корпусом. Так и попадем в девятый.

– А я думал, тот угольный туннель закрыт.

– Если ты кочегар, то нет.

Пиджак ухмыльнулся.

– Черт подери, а ты гусь что надо, Сосиска. Ну, потопали.

Оба исчезли внутри. Оглянувшись, Сосиска заметил, как Суп взвалил Эрла на плечо и потрусил со двора. Когда спустя несколько минут подкатили копы, на дворе уже было безлюдно.

* * *

Через двадцать минут Эрл пришел в себя и обнаружил, что лежит на скамейке на перроне станции Сильвер-стрит. С одной стороны сидел самый здоровый пуэрториканец, которого он видел в жизни, а с другой – очаровательная негритянка в церковной шляпке. Он ощупал