Английские суда также имели задание перерезать маршруты доставки серебра из Мексики, однако их состояние не позволяло им противостоять никому. Гнилые корпуса, слабый такелаж. То ли по недосмотру, то ли из-за злоупотреблений припасы провианта на кораблях с самого начала были неудовлетворительными. Алкоголь (вероятно, разбавленное водой вино) был отвратительный; еда воняла «так, что ни одна собака в Пэрис-Гардене не стала бы ее жрать». Пэрис-Гарден был частью зловонного лондонского предместья Саутуарк. В середине ноября Сесил отдал приказ своему флоту возвращаться в Англию. Поход обернулся полным и унизительным фиаско. Началось расследование, но доказательства были столь противоречивыми, а свидетельские показания настолько предвзятыми, что посчитали наилучшим не предавать это дело огласке.

Затем последовала попытка избежать народного гнева. В начале ноября снова ввели в действие законы против католиков; штрафы и конфискации надлежало использовать для обороны королевства. Говорили, что в Уайтхолле «холодно относятся к папистам». Однако самым убежденным папистом была королева. Разочарование Карла в Людовике XIII за то, что тот не поддержал английского короля, теперь, похоже, распространилось и на его сестру, а особенно на окружавших королеву монахов-капуцинов. Их обряды и молитвы не приветствовались при английском дворе, где Бекингем по-прежнему надеялся возглавить протестантский союз против испанцев и притязаний Священной Римской империи.

Карл и Генриетта Мария вместе сидели за обеденным столом, когда ее католический духовник попытался предвосхитить произнесение молитвы протестантским священником. Он, по словам Джозефа Мида, начал произносить молитву на латинском языке громким голосом и «так неловко, что король в сильном душевном волнении немедленно поднялся из-за стола и, взяв за руку королеву, удалился в спальню. Разве это не свидетельствовало о религиозном выборе короля?» Говорят, Карл утверждал, что мужчина должен быть хозяином в своем доме. Однако ему также требовалось доказать, что он хозяин в своем королевстве.

День официальной коронации Карла пришелся на Сретенье, 2 февраля 1626 года, прошло немногим меньше года с момента его вступления на престол. Генриетта Мария отказалась сопровождать супруга на этом, по ее мнению, еретическом богослужении, так что он отправился один. Королева наблюдала за частью событий из помещения у входа во двор дворца. Однако Карл не участвовал в традиционной процессии по улицам Лондона, а после церемонии не было ни торжественного банкета, ни представления: чума по-прежнему накладывала свой отпечаток. На самом богослужении не чувствовалось ликования. Когда только что коронованного короля представили народу, люди по большей части никак не реагировали. Тогда лорд-маршал граф Арундел приказал всем кричать «Боже, храни короля Карла!», и послышались немногочисленные выкрики почтения.

Король надел мантию белого цвета, а не королевского алого; многие сочли это неуместным нововведением в старинный ритуал. Коронационная клятва тоже была осторожно изменена епископом Сент-Дэвида Уильямом Лодом. Тогда это не сочли предосудительным, но впоследствии Лода обвинили в даровании королю абсолютной власти в ущерб народу. В тот период враждебность и негодование направлялись в основном на Бекингема, а не на его господина.

Парламент собрался через четыре дня, охваченный бурным негодованием по поводу того, что Бекингем плохо организовал экспедицию на Кадис. Вероятно, он пытался отвести от себя обвинение, заявляя, что в тот момент находился на дипломатических переговорах в Гааге, но это не удовлетворило разгневанных парламентариев. Сэр Джон Элиот, депутат от Сент-Джерманса в Корнуолле, был свидетелем возвращения флота в Плимут после поражения. Он сам видел, как больные и полуголодные солдаты нетвердой походкой сходили на берег. Он также видел, что некоторые из них умирали на улицах, смертельно заражая жителей города. Он не забыл их страданий и всю вину возложил на непредусмотрительного и надменного королевского фаворита.

Король открыл заседание привычной краткой и прямой речью. «Я намерен показать, что буду говорить, – заявил он, – делами». Он не извинялся, не объяснял случившегося, он просто попросил еще денег. Поднялся Элиот и потребовал не выделять дальнейших ассигнований, пока не будет получено отчета за предыдущие суммы. Он призвал провести ревизию в Адмиралтействе, к которой он как вице-адмирал от графства Девоншир был однозначно подготовлен.

При этом он высказал королю более широкие претензии: «Сэр, заклинаю вас, откройте глаза! Посмотрите, в каком мы положении! Подумайте, какие мы понесли потери! Взвесьте опороченную честь нашего государства!» Элиота можно назвать одним из первых великих парламентариев в истории Англии, который был готов ограничить злоупотребления королевской прерогативы. Он продолжил свою речь следующими словами: «Наша честь поругана, наши корабли потоплены, наши солдаты погибли. И причиной тому не меч, не противник и не случайность, а, как заранее было ясно, те, кому мы доверяем». Внешнеполитические перспективы выглядели мрачно. Католические силы Священной Римской империи продвигались по Богемии и Германии, французских протестантов запугивал и даже уничтожал король Франции.

Была создана комиссия, чтобы разобраться с проблемами государственных финансов, но ни к каким согласованным выводам она не пришла. Поэтому 10 марта Карл объявил, что желает немедленного обеспечения государственных потребностей без дальнейших вопросов к его прошлому или будущему управлению. Это заявление повысило градус дебатов. Депутат от Боробриджа сэр Фердинанд Ферфакс написал отцу: «Если мы ничего не дадим, то не только приведем в ярость короля, который по своей природе чрезвычайно упрям, но и, в соответствии с положением вещей на сегодняшний день, создадим угрозу разрушения державы; а если дадим, то средства, весьма вероятно, пойдут не на дело. И чем дальше мы расходимся во мнениях, тем больше будем желать перенести решение вопроса на другое время».

Широко распространенным было мнение, что причина всех неурядиц – это герцог Бекингем. Он назначил неумелых офицеров и поэтому несет ответственность за катастрофу в Кадисе. Он роздал королевские земли своим друзьям и родственникам. Он продал многие государственные посты и занял другие для собственного карьерного роста. Его мать и отчим – рекузанты и должны считаться врагами страны. Бекингем стал человеком, против которого следовало выдвинуть обвинение.

Пять дней спустя в Уайтхолле Карл ответил парламентариям речью, в которой объявил: «Не хотел бы, чтобы палата общин допрашивала моих слуг, тем более столь близких ко мне». И добавил: «Я бы желал, чтобы вы поторопились с выделением ассигнований, в противном случае вам же будет хуже. Если что-то пойдет не так, думаю, я буду последним, на ком это отразится». Сэр Джон Элиот, обращаясь к коллегам через два дня после слов короля, обсудил жесткую позицию. «Нам явили большую угрозу, – сказал он, – но, надеюсь, это не омрачит наш разум». Король снова приказал парламентариям отступиться. «Помните, – заявил им Карл, – что созыв, работа и роспуск парламентов всецело находятся в моей власти. Соответственно, в зависимости от того, нахожу я результаты полезными или вредными, я буду решать, продолжаться работе парламентов или нет».