Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светлана Петровна Макарова оказалась пышной женщиной столстой косой, обмотанной вокруг головы. Такую прическу Полина раньше виделатолько на картинах и в кино. Светлана Петровна сидела на скамейке, в садикеперед домом, и читала книгу.
— Бабушка! — крикнула тощая беззубая девчонка,протащившая гостей через весь подъезд. — К тебе пришли!
— Здравствуйте, — поклонился Никифоров и посмотрелна Макарову ласково, точно продавец леденцов на обступивших его деток. —Мы в самом деле к вам, вы позволите?
Светлана Петровна отложила книгу и слегка растерялась:
— А кто вы?
— Просто люди, — успокоила ее Полина. И тут жевыдала версию Никифорова:
— У нас, понимаете ли, дедушка болен…
Хоть и со скрипом, но контакт все-таки удалось наладить, иСветлана Петровна рассказала кое-что о днях, проведенных в больнице. Никакихскандалов, никаких ЧП при ней в клинике не происходило.
— Родственников пускают в отделение? —поинтересовалась Полина. — Они не ссорятся с докторами?
— Да что вы! Какие ссоры! На докторов все глядят снадеждой!
— А им надо что-нибудь.., дарить? — смутиласьПолина.
— Ни-ни! — замахала руками Макарова. — В этомотношении клиника образцовая, там денег не берут.
— А как ваш лечащий врач? — мучительно покраснев,спросила Полина. — Кажется, Людмила Анохина, да?
— Хороший специалист, — с прохладной интонациейответила их собеседница. — Знающий. Только.., слишком уж она резкая,Людмила-то. Профессия, наверное, отпечаток наложила.
— Что вы имеете в виду? — заинтересовалсяНикифоров. — У нас дедушка очень чувствительный, ему ласка нужна.
Светлана Петровна на минуту задумалась, потом сказала:
— Да нет, в сущности, с больными она ведет себякорректно… Просто меня неприятно поразил один эпизод. Лежала в соседней палатеодна женщина, Лариса Запольская… — Полина взяла Никифорова за руку и сильно еесжала. — Так вот, доктор Анохина не находила нужным скрывать, что этаженщина доживает последние дни. Среди людей, которые борются с тяжелым недугоми доверили себя доктору, говорить подобные вещи — просто преступление. Я тогдаочень расстроилась.
— А вы не пожаловались руководству? — сочувственноспросил Никифоров.
— Нет, конечно. Что я скажу? Что случайно слышаларазговор врача со старшей сестрой?
Никифоров никак не желал расставаться с мыслью вытянутьчто-нибудь еще о Запольской или ее родственниках, но Светлана Петровна ничегобольше так и не рассказала.
— Жаль, — констатировал он, усаживаясь заруль. — Когда она назвала фамилию Запольской, я уже сделал стойку.
— Может, попробовать что-нибудь узнать насчеткартин? — предложила Полина.
— Я уже попробовал! — ответил Никифоров и погляделна часы. — Через сорок минут у нас встреча с одним парнем, ВалеройКопушкиным. Это искусствовед, я ему вчера послал наш список по электроннойпочте. Он обещал сегодня что-нибудь сказать.
— Он, наверное, работает за деньги? — виноватоспросила Полина.
— За еду, — усмехнулся Никифоров. — Я обещалсводить его в итальянский ресторан. Он обожает ризотто по-милански. Думаю, днемсо столиками проблем не будет.
— А! — неопределенно сказала Полина. И тут жеспохватилась:
— Я тоже пойду?
Никифоров собрался пошутить, — мол, если хочешь,подожди в машине, но тут же понял, что она воспримет это как руководство к действию,и быстро ответил:
— Естественно.
— А… В том, во что я одета, ходят в рестораны? — снекоторым сомнением спросила Полина.
На ней было маленькое эластичное платье, которое страшнопонравилось Бунимовичу.
— В том, во что ты одета, ходят везде! — успокоилее Никифоров.
Валера Копушкин был похож на рассеянного студента: милоелицо в круглых очках и прическа «я готовлюсь к сессии» — что есть на голове —все дыбом. Поцеловав Полине ручку, он ворвался в ресторан, застолбил столик вцентре зала и немедленно сделал заказ. Полина в отличие от него долгоразглядывала карту, и Никифорову пришлось ей помогать.
— Ну что? — спросил он, двинув к себе пепельницу изакуривая. — Что там с нашим списком?
— Я вот тут все пометил на полях, — встрепенулсяКопушкин, достал из кармана рубашки лист и сунул Никифорову в нос. —Видишь? Против каждой картины написал, где она находится.
— И где? — немедленно поинтересовался тот,углубившись в текст.
— Кое-что в музеях, кое-что на руках. Я там написал,где что.
— То есть, ты хочешь сказать, — Никифоров глянулна Полину, — все картины из этого списка находятся в разных местах?
— Именно, — кивнул Копушкин. —А что, это васне устраивает?
Их это не устраивало.
— Мы решили, что «ЧК» наверху означает «частнаяколлекция», — пояснил Никифоров. — И все картины принадлежат одномучеловеку.
— Прошу прощения, что разочаровал, — сказалВалера, отщипывая большие куски от ржаной булочки, лежащей в корзинке,отправляя их в рот и с аппетитом разжевывая. — Могу лишь добавить, что некоторыекартины из этого списка совсем недавно перекочевали из частных коллекций вмузеи.
— Насколько недавно? — спросила Полина.
— От двадцати до пятидесяти лет назад.
— Н-да, — негромко сказал Никифоров, обращаясь кней. — Еще один прокол. Возможно, моя версия несостоятельна. Впрочем,подумаем об этом позже, нам заказ несут.
Официант описал подносом в воздухе круг и с большой помпойрасставил блюда на столе. Никифоров, который заказал для себя телятину подострым соусом, еще только устраивал салфетку и нацеливался ножом и вилкой вмясо, а Копушкин и Полина уже набросились на еду. Оба ели с таким аппетитом,что у шеф-повара, наблюдай он за ними, должна была раза в два повыситьсясамооценка.
Унылый мужчина, сидевший за соседним столиком и рассеяннопоглощавший свой обед, отложил приборы и напряженно выпрямился, уставившись наних. Никифоров ухмыльнулся. Мужик глядел-глядел, потом неожиданно опустилголову, закрыл лицо рукой и заплакал. К нему немедленно подскочил официант:
— Вам помочь? — вполголоса спросил он снепритворным участием.
— Ах! — воскликнул тот. — Вы толькопосмотрите, как они едят! — Его голос источал зависть. — Как едят! Ая… Я потерял вкус к жизни! Мне все наскучило, все приелось! Чувствапритупились… Я забыл, что такое покушать с аппетитом! — И он зарыдал сновой силой.
Полина застыла с полным ртом и испуганно глазела нарыдающего господина. Копушкин немедленно поднялся и, подмигнув Никифорову,подсел к мужику.