Впереди, на границе леса, чернел огромный комель – все, что осталось от поверженной сосны. В темноте он казался зверем, изготовившимся к прыжку. «Тоже переходная форма. Между растением и животным… – вдруг вспомнил: – Ягоды. В холодильнике… Как же я?..»

Торопливо вернулся в дом, распахнул бельевой шкаф. Вынул первую попавшуюся тряпку. «Вымыть и рассыпать…»

Расправляя на обеденном столе, тщательно разогнал складки, достал майонезное ведерко.

Смородина заметно осела. Из-под верхнего слоя ягод проступал бордовый сок. «Как же так?.. Сказали: сухая… – оглянулся растерянно, чувствуя обиду на старух. – Сам виноват, надо было сразу…»

Можно сварить. Получится летнее варенье.

«Летнее?..» – Пожал плечами: поди догадайся, что они имеют в виду. Во-первых, конечно, сахар. Поднял крышку, придавленную камнями: килограммовые сахарные пакеты лежали на самом дне. В родительские времена сахар закупали мешками: отец привозил на тележке – двуручной, с одним колесом.

Все-таки надо вымыть. Еще неизвестно, что за бабка. Может, какая-нибудь заразная…

– Интересно – как? – произнес громко, прямо в родительские уши. – Там же сок. Весь вытечет.

Зажег плитку и, выбрав кастрюлю побольше, водрузил на конфорку. Наклонив сахарный пакет, высыпал. Стоял, помешивая деревянной ложкой, пока не запахло горелым. «Что-то не так… Варенье пахнет иначе… А если – наоборот? Сперва ягоды?.. Может, позвонить?.. – представил себе радостную готовность, с которой она примется объяснять, вдаваясь в ненужные подробности. Наверняка предложит приехать. – Справлюсь. Уж как-нибудь…» – зачерпнув ковшиком, плеснул воды.

Сахар, казавшийся каменным, расползался на глазах. Вы́сыпал ягоды: на дне они уже слиплись, пришлось выскребать.

Воздух, собиравшийся на дне кастрюли, поднимался и лопался болотными пузырями. Через час выключил плитку и вышел во двор. Привычно подперев дверь черенком, поглядел в небо. Пройдя очередной урочный отрезок, луна стояла над времянкой, обливая окрестности густым сахарным сиропом. Вдоль забора тянулась сладкая полоса – граница, которую прочертили огромной ложкой.

Он подошел к калитке и представил себе команду пришельцев – как они пойдут через лес. Невольно напрягся, будто и вправду ожидая услышать хруст валежника, но различил какой-то странный звук. Тонкий, словно что-то разбилось. «Может, птица?..» – придерживая пятками стоптанные тапки, пошел к крану, невнимательно почистил зубы.

Хотел почитать на ночь, но сразу заснул… —

* * *

Днем ходила по комнатам, прижав телефон к уху, перечисляла: шкаф, секретер, стиральная машина, полочки, железные кровати, этажерка, ширма. Ширма вроде бы заинтересовала. Велел описать подробнее. Спросил адрес. Потом пожевал губами – ей показалось, она слышит причмокивание. «Вы обедаете?» – спросила раздраженно. «Нет. Думаю. Так вот, дорогая барышня. Всё, что вы перечислили, – не ко мне. Меня это вряд ли заинтересует. Могу, конечно, подъехать, но сами понимаете… Зачем вам тратить лишние деньги. За осмотр я беру…» – назвал сумму. Но главное – тон. Еще немного, и перешел бы на милочку. Ответила холодно: «Я тоже подумаю. Перезвоню».

Только потом вспомнила: фарфоровые безделушки. А еще отцовские книги, хотя книги вряд ли… Антиквар – не букинист.

Чувствуя в желудке грибную тяжесть – «Второй день ем, а будто не убавляется», – она выходит во двор. Огромный диск, стоящий над лесом, покрыт красноватыми пятнами. «В Репине такой луны не бывает…» – в памяти всплывает желтоватый ломтик, кусты, растущие вдоль ограды, клумбы, беседка, гостевой домик, в котором живет семейная пара: бывший подполковник с супругой. Наташа готовит, убирает, стирает. Все остальное – они: сад, водопровод, электричество.

Помощники еще не знают. Предполагала закончить к августу, но за свою цену не найти. Агентство советует подождать. Осенью рынок недвижимости оживится. «Если что, прилечу к нотариату…» Сроков агентство не гарантирует: поиски покупателя могут затянуться до весны. На зиму не оставишь без присмотра. Кроме того, психологический фактор: отлично организованное хозяйство, всё – на ходу. Составляя договор, агент спросил про мебель. Глупо разорять интерьеры, выполненные итальянским дизайнером. Ответила: включайте в общую стоимость, возникнет проблема – скинем…

«Хорошо, что доплатила парням. Вроде нормальные ребята. Хотя кто их знает… Обещали подготовить к обеду. Если подготовят, вечером обойти и подписать».

Вчера проверила: соседи на месте, у всех горит свет.

Она переводит взгляд на лампочку, горящую над крыльцом: ужасное напряжение. Пыльный свет, от которого устают глаза.

У себя в Репине этот вопрос решала специально: писала заявление, платила за выделенную фазу. Фонари, расставленные вдоль дорожки, зажигают в ранних сумерках. Она не терпит темноты. Первое время бывший подполковник позволял себе рассуждать: дескать, что ни вечер, все вокруг полыхает – и в доме, и на веранде, так еще и тут, на участке. Обычно она ведет себя корректно, но тут пришлось одернуть: счета за электричество – моя забота. Ваше дело – выполнять.

Она вглядывается в красноватые пятна, покрывшие лунный диск: «Кровь?.. Да какая кровь! – луна, стоящая над лесом, похожа на огромное блюдце, вымазанное вареньем. – Клюквенное? Нет, скорее смородиновое?..» – и все-таки ей не по себе. Здесь она чувствует себя беззащитной, будто это не мирная луна, а месяц-разбойник из старой детской считалки.

Словно обидевшись, лунный диск закатывается за сосну.

«А если просто раздать? Или как в Америке – созвать соседей, назначить символические цены. Развесить объявления…»

В СВЯЗИ СО СМЕРТЬЮ ВЛАДЕЛЬЦЕВ И ОТЪЕЗДОМ НАСЛЕДНИКОВ РАСПРОДАЕТСЯ МЕБЕЛЬ, ДОМАШНЯЯ УТВАРЬ, СОВЕТСКИЕ ФАРФОРОВЫЕ СТАТУЭТКИ. НАШИ ЦЕНЫ ПРИЯТНО УДИВЯТ

Позвонить прорабу, пусть пришлет бригаду. Она объяснит – что и в каком порядке: «Сначала крупные: столы, стулья, дубовый книжный шкаф, этажерку… Книги, статуэтки, картинки в кривых рамках – на бетонные плиты». Бригадир наверняка удивится: «Может, подогнать мусоровозку?» Она ответит: «Это не мусор, музейные экспонаты».

Трясет головой, словно стряхивает с волос дождевые капли. Никакой бригады не будет: стояли, и пусть стоят. Если соседи проявят интерес, можно пригласить в дом, провести по комнатам. По МУЗЕЮ ВЕЩЕЙ, ОТЖИВШИХ СВОЕ.

Желудок никак не успокаивается. Она стоит, положив пальцы на горло, стараясь вдохнуть побольше воздуха, густого, не лезущего в глотку. «Сейчас… задохнусь… Надо… походить…»

От крыльца к калитке – по дорожке, тонущей во мраке: «Вышел месяц из тумана… вынул ножик из кармана… буду резать, буду бить… все равно тебе водить…»

Фарфоровые животные, облитые лунным светом, как глазурью, выступают сомкнутым строем: будто воинство – из тьмы. Она поднимает глаза. Лунный диск выкатывается из-за кроны, словно выходит из тумана. Не луна-женщина, а месяц-мужчина – с ножом в руке… Нож, похожий на полосу света, разрезает воздух. Она делает глубокий вдох. Воздух, казавшийся густым, тает как сахар, в который налили воду.