– Но вчера мне позвонил директор и сказал, что ты в этом деле можешь помочь.

Лив посмотрела на сестру и напряженно спросила:

– Как это?

– Он сам тебе расскажет.

Лив разозлилась на Синди за то, что та оставила ее в неведении.

– О Ноа ничего в последнее время не слышала? – намеренно меняя тему, спросила сестра.

– А что, должна была?

– Твой бывший парень, вице-губернатор, метит в большие шишки. Губернатора Тернера попросили, когда он вляпался в какую-то историю с малолетками. Со дня на день ожидается его отставка, поговаривают даже, что ему официально предъявят обвинение. По закону руководить штатом до конца его срока должен вице-губернатор.

Лив почувствовала, как ее накрыла волна возбуждения. Ноа и раньше в открытую выступал в поддержку Дэнни, а теперь ему предстояло возглавить Комиссию штата по вопросам помилования. В тот самый момент, когда она уже не надеялась увидеть Дэнни на свободе, хотя никогда не говорила об этом вслух, в душе забрезжил лучик надежды. В деле сына это было самой жестокой пыткой. Мэтт всегда сравнивал происходящее со сценой из старого фильма о мафии: «Только я подумал, что вышел, как меня упекли обратно». Это чуть не убило Эвана и практически разрушило их брак.

Зарегистрировавшись у стойки администратора, они прошли через общую гостиную, где постояльцы сидели за столами и играли в настольные игры или смотрели телевизор. В дальнем углу друг напротив друга устроились двое стариков в инвалидных креслах и внимательно вглядывались в шахматную доску. Мысли Лив опять перенеслись к Мэтту. Эту игру он любил. Надо будет не забыть ему позвонить. Он все еще злился на Эвана, как и на саму Лив, но у него доброе сердце. Сын обязательно их простит.

В жилом блоке Синди остановилась перед запертой дверью. Под табличкой с медицинскими показателями красовалась бумажка с текстом: «Меня зовут Чарли Форд, у меня две дочери и четверо внуков. Я служил в армии, затем всю жизнь проработал сварщиком в “Ирригационных системах Адейра». Что-то вроде шпаргалки для персонала, чтобы завязать разговор, а заодно напомнить, что ее отец, прежде чем его разум похитил монстр, был нормальным человеком.

– Как думаешь, ему не повредит? – Лив скосила глаза на Томми.

– Все будет хорошо. А если нет, отведу его во двор. Из приюта сюда приводят собак поиграть со стариками, поэтому сегодня там могут быть щенки.

– Щенки? – переспросил Томми, оживившись в мгновение ока.

Синди громко постучала, немного подождала, а когда так и не услышала ответа, медленно открыла дверь.

Отец сидел в старом, привезенном из дома кресле и смотрел телевизор с выключенным звуком. Комната была просторной – больничная кровать в углу и небольшой круглый обеденный столик.

От вида отца в груди Лив сжалось сердце. Он исхудал, на шее обвисла дряблая кожа, костлявые руки лежали на подлокотниках.

– Привет, пап, – громко произнесла Синди.

Отец даже не повернул головы.

Синди встала перед телевизором и опустилась на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– А у меня для тебя сюрприз, – она протянула руку, приглашая Лив подойти ближе, чтобы оказаться в его поле зрения.

Сестра послушно сделала несколько шагов. Томми озадаченно стоял у двери.

– Привет, папуля, – поздоровалась Лив.

Отец поднял на нее глаза, и черты его лица тотчас просветлели.

– Олив Ойл?[22]

Лив улыбнулась. Он звал ее так, когда она еще была маленькой девочкой. Тогда они вместе смотрели мультики про Попая, отец показывал ей свою татуировку, напрягая бицепсы и хохоча, как экранный моряк. Отец был человеком нежным и ласковым, хотя и скрывал это от окружающего мира.

Она встала на колени и накрыла ладонью его руку, стараясь не заплакать.

– Здравствуй, деда, – Томми подошел к матери.

– Дэнни, мальчик мой!

– Я Томми, – обиженно ответил мальчонка.

На лице дедушки отразилось смущение.

– А давай оставим их с мамой одних, пусть немного поболтают, – предложила Синди и взяла Томми за руку, – им есть о чем поговорить. А кто это там лает? Мне кажется, щенок…

Лив одними губами сказала «спасибо», и сестра с сыном вышли из комнаты. В этот момент она увидела в глазах Синди печаль. Если той досталось лицо отца, то Лив – его сердце. Она взяла стул и поставила его рядом с папиным креслом. Потом они долго смотрели по телевизору без звука какой-то спортивный канал. Отец держал ее за руку, без конца поворачиваясь к дочери и улыбаясь.

И вдруг ни с того ни с сего выпалил:

– А где Эдди Хаскелл?

Так папа окрестил Ноа Брауна, парня Лив в старших классах, которому вскоре предстояло заступить на пост губернатора. Хаскелл был персонажем какого-то старого телешоу, прославившимся своей трусостью и лживой лестью. Причем это прозвище не было оскорблением. Просто признанием того, что Ноа – со всем его шармом политикана, проявившимся еще в подростковом возрасте, – не смог бы провести ее отца.

Лив хотела напомнить об Эване, но увидела во взгляде отца былую отрешенность. Он напоминал путешественника во времени, перед которым со скоростью света мелькали события.

Мысли Лив совершили собственное путешествие во времени. Она, студентка Северо-Западного университета, приехала домой на каникулы и столкнулась с дилеммой. В ее жизни появился новый парень, и надо было принимать решение. В старших классах она встречалась с Ноа, но потом они поступили в разные колледжи. Сначала им удавалось поддерживать близкие отношения: каждый вечер они говорили по телефону и вместе проводили каникулы. Но потом, вполне предсказуемо, разбежались в разные стороны.

А еще некоторое время спустя они встретила Эвана.

– Что мне делать, пап?

– А кто из них относится к тебе лучше?

– И тот, и другой относятся хорошо.

– Тогда что тебе говорит голова? Что говорит сердце?

– Голове больше нравится Ноа. Он амбициозный, хочет стать губернатором, а может, даже президентом. Я знаю, с ним меня ждет грандиозное будущее.

– А как насчет сердца?

Лив подумала об Эване и улыбнулась:

– Не знаю, как это объяснить, но, когда он рядом, меня охватывает легкость, которую