– Он сначала к своим родителям съехал, потом устроился на другую работу, снял квартиру. Но продержался там недолго, запил. С работы и с квартиры его выгнали, так он опять к родителям вернулся. Но я его давно уже не видела.

– Вы не пробовали попросить у мужа прощенья?

– Просила, сколько раз, – вздохнула женщина, продолжая лепить пирожки, – но он сказал, что видеть меня после всего случившегося не может. – Она пожала плечами. – Насильно мил не будешь, я и отступилась.

– Вы мне дадите адрес родителей вашего мужа?

– Да, конечно. Только сами запишите, у меня руки в муке.

Мирослава достала записную книжку и ручку.

Мария Артемьевна продиктовала адрес. И Мирослава чуть не присвистнула: свекровь Звягинцевой жила на другом конце города.

– А телефон? – спросила Волгина.

– От стационарного они уже давно отказались, – ответила Мария Артемьевна, – ведь за него платить надо, даже если он просто стоит. А у стариков денег лишних нет. Был у свекрови старенький сотовый телефон, но номера его я не знаю.

– А у вашего мужа разве не было телефона?

– Как не быть, был, – тихо вздохнула женщина, – да только он его пропил.

– Хорошо. Спасибо вам, Мария Артемьевна. Извините, что потревожила. Я пойду.

– Погодите, – встрепенулась хозяйка, – вы, что же, думаете, что это Савелий убил Твердохлёбова?

– Пока мы ничего не думаем. Но должны проверить все версии.

– Зря только время потратите, – сказала Звягинцева. – Не мог Савелий его убить.

– А кто мог, как вы думаете? – осторожно спросила Мирослава.

– Думаю, что сын его мог убить. Ещё когда я работала на фирме, он часто к отцу на работу являлся, деньги в долг без отдачи просил, а Никифор Лаврентьевич даже охранников не раз просил вывести сына из офиса.

«Ну, дела, – подумала Мирослава, – а Роза Фёдоровна об этом ни гугу. Впрочем, чего можно было ожидать от подруги его матери». Тем не менее, распрощавшись с Марией Артемьевной, она всё-таки решила поговорить и с её бывшим мужем Савелием Ипполитовичем. Выйдя от Звягинцевой, Мирослава набрала номер сотового Мориса.

– Алло, – отозвался он почти мгновенно.

Надо было позвонить ему раньше, укорила себя Мирослава, небось сидел как на иголках, а позвонить ей первым не решался. Ведь она так не любила, когда ей звонили во время работы. И Миндаугас это прекрасно знал.

– Морис, – проговорила она в трубку, – мне придётся пробыть в городе дольше, чем я запланировала. Нужно съездить ещё в одно место. Когда приеду, расскажу.

– Но у вас всё хорошо? – В его голосе прозвучала тревога, которую он постарался скрыть.

– Да, конечно, – уверенно ответила она.

Мирослава услышала, как у него из груди вырвался вздох облегчения, и быстро попрощалась:

– Пока, солнышко, пока.

Родители Савелия Звягинцева жили почти на самом краю города в двухэтажном деревянном доме, явно построенном в начале прошлого века. В доме было три подъезда. На каждом этаже, судя по дверям на площадках, жили четыре семьи. Звягинцевы жили в первом подъезде на втором этаже в угловой квартире. Когда Мирослава нажала на кнопку звонка, то раздался такой скрипучий звук, что Мирослава решила, что звонок состарился вместе с домом и его жильцами.

Дверь ей открыла сухенькая старушка среднего роста в аккуратном, чисто выстиранном халатике горчичного цвета в мелкую белую крапинку. Она спокойно смотрела на Мирославу своими светло-голубыми, почти прозрачными глазами, вероятно ожидая, что она скажет, зачем пришла.

– Я детектив Мирослава Волгина, – проговорила Мирослава, с трудом удержавшись от желания объяснить женщине, как в наше время опасно распахивать двери перед незнакомыми людьми. Вместо этого она спросила: – Вы, наверное, мама Савелия Звягинцева?

– Она самая, – кивнула женщина.

– Ваш адрес мне дала ваша бывшая сноха Мария Артемьевна.

– Машенька? – обрадовалась старушка.

Мирослава кивнула.

– Как она там?

– По-моему, нормально, – ответила Мирослава, слегка удивившись оживлённой реакции женщины.

Старушка, заметив это по лицу Волгиной, объяснила:

– Соскучилась я.

– Так съездите к ней. В чём же дело?

– Адреса я её не знаю, – вздохнула старушка, – как они с Савушкой расстались, так мы с дедом и внучка не видели, – старушка смущённо смахнула с уголка глаза скатившуюся слезинку.

– Вы что же, никогда раньше у них не были?

– Были пару раз, так сам Савушка нас возил. Адрес я и не спросила. Они там недолго живут, до этого жили от нас близёхонько, – старушка тихо вздохнула.

Мирослава подумала о том, что Мария Звягинцева, пожалуй, не будет возражать против приезда к ней свекрови. А там, глядишь, и с мужем помирятся. Не может же Савелий столько времени таить на жену обиду. Она достала записную книжку и ручку, написала на листке адрес и телефон Марии, вырвала листок и протянула женщине.

– Ой, спасибо! – искренне обрадовалась та.

– Извините, а как вас зовут? – спросила Мирослава.

– Анна Степановна я.

– Анна Степановна, мне бы поговорить с вашим сыном.

– Так Савушка здесь не живёт, – растерянно произнесла женщина.

«Неужто женился шельмец, – пронеслось в голове Мирославы, – а я тут распинаюсь, пытаюсь скрепить родственные узы».

Точно угадав её мысли, женщина печально улыбнулась.

– Савушка до сих пор Машу любит. Из-за ссоры с ней он запил сильно.

Мирослава заметила, что Анна Степановна старательно избегает темы измены Марии. Ссора, и всё.

– Но потом он, слава тебе господи, – женщина перекрестилась, – образумился и уехал в деревню к двоюродному брату.

– Зачем? – спросила Мирослава.

– Чтобы бросить пить.

– Странно. Я почему-то думала, что в деревне пьют сильнее.

– Э, милая, это смотря какая деревня. Брат же Савушкин, племянник моего мужа, живёт в деревне староверов. Там ни-ни. У них не забалуешь. Савушка нам с мужем письма пишет бумажные по два раза в месяц, как у них там почта бывает.

– А что, деревня эта далеко? – спросила Мирослава.

– Не так чтобы, – ответила Анна Степановна, – за рекой она, от берега тридцать километров. Деревня ещё в конце прошлого века обезлюдела, стояли там одни пустые дома. Вот староверы её и облюбовали. Теперь там у них хозяйство хорошее, поля распаханы, луга зелёные, даже теплица есть и молочная ферма. Они часть продуктов в город поставляют.

– Это хорошо, – ответила Мирослава. – А обычным людям въезд в эту деревню не воспрещён?