– А кто тебе сказал, что ты поедешь на «БМВ»? – спросила она с затаённой иронией.

– То есть? – удивился он.

– Я не думаю, что разумно ехать на «бумере» в заброшенную деревню, – сказала Мирослава будничным тоном, – только и всего.

– Вы хотите доверить мне свою «Волгу»? – не поверил он.

– Нет, ты поедешь на «Ниве»

– На какой такой «Ниве»? У нас же нет такой машины!

– Ничего, утром Иннокентий подгонит.

– Иннокентий? – изумился Морис.

– Да, Колосветов.

– Только этого не хватало, – пробормотал себе под нос по-литовски Морис.

– У нас, где больше двух, говорят вслух, – улыбнулась Мирослава.

– Я просто хотел спросить, а без Иннокентия нельзя обойтись?

– Нет. Тем более что он поедет с тобой.

– Что?!

– Не могу же я отпустить тебя одного неизвестно куда, – ответила Мирослава.

– Это ещё почему? – продолжая сердиться, спросил Морис.

– Потому что ты мне дорог!

– Как память? – съязвил он.

– Нет, как близкий человек. Именно для того, чтобы ты не превратился в память, я и посылаю с тобой Иннокентия.

Морис тем временем уже не слышал второй половины её объяснений, он полностью растворился в первой и тихо спросил:

– Как близкий человек?

– Ну, конечно, – подтвердила она серьёзно.

– Хорошо, если вы хотите, чтобы я ехал с Колосветовым, то я поеду с ним, – ответил Морис, – хоть на край света.

– Вот и чудесно! – обрадовалась Мирослава. – Хотя так далеко тебе ехать не придётся.

Миндаугасу даже показалось, что она от радости готова захлопать в ладоши. Но Мирослава воздержалась. И он стал думать о спутнике на время своего завтрашнего путешествия. Иннокентий Колосветов был не так прост, как могло показаться с первого взгляда. Он работал в автосервисе простым мастером. Но за плечами у него уже был институт. К тому же он был разносторонне развитым самоучкой. Выучил, посещая курсы, два языка. Неплохо знал историю. Сам он шутил, что мировую историю он знает гораздо лучше истории страны, в которой родился, так как наше прошлое непостоянно, как капризная женщина.

Иннокентий не был красавцем: шатен невысокого роста, правда, пропорционального сложения, мог считаться симпатичным малым. Особый шарм ему придавали карие глаза, которые были способны пылать изнутри, как пламя. Портил его немного большой рот. Правда, когда Иннокентий улыбался, а улыбался Колосветов часто, этот недостаток терял свою актуальность, так как улыбка у Иннокентия была светлой, как июньский полдень. И ещё он умел дружить и быть ответственным, что ценили не только его друзья, но и клиенты автосервиса, которые стремились доверить свои автомобили именно рукам Иннокентия Колосветова. За глаза его звали доктором машин. И прислушивались к его советам не просто как к советам мастера, а именно врача, исцеляющего их четырёхколёсных членов семьи.

Когда Иннокентий на следующее утро прибыл в дом Мирославы, Морис, глядя на него не слишком приветливо, спросил:

– Чаю хочешь?

– От чая не откажусь, – ослепительно улыбнулся Иннокентий.

За столом Мирослава ещё раз обговорила с парнями план действия. Они в основном слушали и кивали.

Когда настала пора загружаться в «Ниву», Колосветов спросил Миндаугаса:

– Надеюсь, ты не возражаешь, что за руль сяду я?

– Нисколько, – отозвался тот, не улыбнувшись.

Поездка оказалась не такой быстрой, как планировалась ими сначала. Все трое были уверены, что Морис и Иннокентий вернутся в коттедж засветло. Но приехали парни только в первом часу ночи. С дороги они несколько раз звонили Мирославе и, не объясняя причин, информировали, что задерживаются. В глубине души в минуты слабости, которые время от времени накатывали на неё, она даже раскаивалась, что отправила их в это путешествие. Но как только они, усталые и голодные, ввалились в дом, она поняла, что всё сделала правильно.

– Мальчики, вы в душ, а я сейчас быстро накрою на стол.

– У меня кусок в горло не полезет, – обрадовал её Иннокентий.

– И я только чаю, – проговорил Морис.

– Идите мойтесь, а там посмотрим, – решила она и занялась сервировкой стола.

Плюхнувшиеся на стулья парни навернули всё, что она наложила в их тарелки – котлеты, цветную капусту, запеченные куриные окорочка и остатки яблочного пирога.

– Уф, – сказал Иннокентий, приглаживая свои густые, ещё не просохшие после мытья волосы, – я сейчас лопну.

– Для этого случая у нас имеются наготове игла и суровые нитки, – ответила Мирослава.

– Что, зашивать будете? – усмехнулся он.

– А как же! У нас опыт имеется, Шура часто собирается лопнуть, поэтому всё держим наготове.

– Я, кажется, тоже много съел, – признался Морис.

– Ничего, я сейчас приготовлю мятный чай, – улыбнулась Мирослава, – и все кусочки в ваших животиках улягутся так, как им следует.

Пока хозяйка дома возилась с чаем, она всё время тихо улыбалась и довольно мурлыкала себе под нос. С первого взгляда на них по возвращении Мирослава поняла, что уезжали они чуть ли не неприятелями, а вернулись закадычными друзьями. Её не интересовало, что именно происходило с ними в дороге, главное, она получила результат, к которому стремилась. Нет, её, конечно, интересовало, что же сказал Савелий Звягинцев Морису, но об этом она поговорит с Миндаугасом завтра. Троица просидела за столом ещё минут сорок, был выпит весь мятный чай, но о деле никто не сказал ни слова.

Наконец Мирослава сказала:

– Всё, мальчики, время позднее, всем пора баиньки.

– Точно, – зевнул Иннокентий, – у меня глаза просто слипаются.

– Морис, покажи Кеше комнату, где он будет спать.

– Пошли, – сказал Морис.

И парни ушли и не вернулись. Мирослава догадалась, что Морис сразу ушёл в свою комнату. На столе осталась стоять грязная посуда. Это было столь несвойственно Морису, что Мирослава только сейчас оценила степень их усталости. Она решила не оставлять беспорядок на столе до утра и потихоньку убралась сама. А потом сладко потянулась и отправилась в свою комнату. С дивана спрыгнул кот, который всё это время наблюдал за ней одним полуприкрытым глазом, и зашагал следом за хозяйкой, подняв свой пушистый хвост, точно флаг на башне.

На следующее утро сразу после завтрака Иннокентий Колосветов на «Ниве» уехал в город. Прощаясь, он галантно раскланялся с Мирославой и озорно подмигнул Морису.

– Ну как съездили? – невинно спросила Мирослава Миндаугаса, когда они остались одни.