Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И вот еще что… Ты можешь ничего не планировать на послезавтра? Я приглашаю тебя в гости, тети не будет всю ночь.
Так и столбенею на месте, не дойдя до подъезда пары шагов.
— Я не смогу послезавтра, Алис.
— Почему? Работа? Ну, можешь задержаться, я не против. Это важно.
«Важнее, чем годовщина смерти моей матери?» — так и хочется прокричать.
Разумеется, произнести такое вслух я не могу, однако настроение стремительно летит в трубу. Не так я собирался провести этот день. Уж точно не с ней.
Еле сдерживаю зверское желание вызвериться на Алису — сама того не зная, она посягнула на святое. Да и в конце-то концов, могу я хоть один долбаный раз не потакать ее капризам?
— Понятно, — тяжело вздыхает она, по-своему считывая мое молчание. — Ладно, если сильно занят, ничего, я понимаю. Но может, все-таки получится выбраться? Мне бы очень этого хотелось!
Ну нет, не в этот раз. И только я действительно собираюсь отказать, как в памяти всплывает лицо матери, она строго на меня смотрит, и я будто наяву слышу ее голос: «Назар, начал дело — доводи до конца!»
Что ж, значит, так тому и быть.
«Я не сдамся, мам, — обещаю ей про себя. — Все сделаю как надо. Виноватые обязательно ответят».
Мысленно благодарю мать, что не дала свернуть с намеченного пути, и тут Алиса добавляет:
— Ладно, пошла я работать…
Так, знаю я эти нотки. Сейчас надует губы, разобидится окончательно, и кто его знает, когда потом решит в конце концов признаться мне в любви. В самом деле, не собираюсь же я кружить вокруг да около годами? И вообще, что она такого задумала? За все время еще ни разу не приглашала меня так настойчиво.
Мысленно считаю до десяти и максимально спокойным тоном уточняю:
— Это точно важно?
— Очень-очень.
— Я буду, но вечером.
— Спасибо! — На том конце провода раздается громкий чмок, а потом короткие гудки.
М-да. Я стою у подъезда еще пару минут, переваривая наш разговор.
Что ж, придется как-то все успеть.
В принципе, родня и знакомые соберутся часов в десять утра, а на кладбище я съезжу и того раньше. Значит, полечу домой завтра, а вернусь сюда послезавтра, где-то к шести вечера. Потом час-полтора на дорогу, к семи буду у Алисы.
И не дай бог она позвала меня по какому-то пустяковому поводу…
Назар
Я сижу на лавочке у могилы матери и безотрывно смотрю на ее фото, погруженный в свои мысли. Вокруг настолько тихо, что я слышу малейший шорох и даже шелест листьев деревьев, что растут неподалеку. Хорошо, что приехал пораньше, и тут еще никого нет.
Мама смотрит на меня с портрета словно живая, и я вздрагиваю: на секунду мне кажется, будто она и в самом деле слышит все, что я говорю. И не только говорю — даже просто думаю.
Чувствую жуткую вину, потому что с минуту назад где-то глубоко в душе проскользнула мысль, будто я совершаю ошибку со всей этой местью, будто надо остановиться. Глупая, гадкая мысль. Самое ужасное — возникает она не в первый раз. Отбрасываю и злюсь на себя, приказываю голосу внутри заткнуться. Это ж надо умудриться — размышлять о таком перед могилой матери!
Понятия не имею, откуда вообще взялись эти подспудные сомнения. Наверное, я просто устал разрываться на две жизни, постоянно мотаться между двумя городами, чтобы успевать быть с Софией. Плюс работа. Да и, если честно, не думал, что все затянется.
Но разве это оправдание? Точно нет. Быть сильным, бороться за справедливость, доводить начатое до конца — не этому ли меня учила мать?
«Или дело все-таки в другом?» — шепчет подсознание.
Да ну, в чем еще? Это просто хронический недосып, и он уж точно мне не помешает. А мерзкие мысли… я выброшу их из головы, виновница будет наказана.
— Прости, мам, — бросаю последний взгляд на ее портрет, встаю, сжимаю руки в кулаки и твердо обещаю: — Я не сдамся, доведу дело до конца. Чего бы мне это ни стоило.
Смотрю на часы и вздыхаю: пора ехать к отцу домой, наверняка все уже собрались. Заранее решаю, что не задержусь там дольше необходимого. Конечно, я бы предпочел остаться сегодня с Софией, почитать ей сказку на ночь, но не могу из-за обещания, данного Алисе.
Ума не приложу, что у нее такого важного? Я пытался выведать еще вчера, но она стоически выдержала мой допрос с пристрастием, так и не созналась.
Что ж, скоро узнаю.
Спустя семь часов я спускаюсь с трапа самолета и сразу еду к Алисе, чтобы наконец выяснить, за каким чертом понадобился ей именно сегодня.
Решаю в этот раз обойтись без цветов — настроение совсем не то. Перед домофоном замираю как вкопанный: больше всего на свете хочется отменить встречу, но уже поздно для таких вывертов, да и не для того я вернулся сюда сегодня. С таким успехом мог и не улетать.
Звоню, поднимаюсь, и вскоре дверь открывается. Из зала доносятся запахи еды и приглушенная музыка, а у самой Алисы, одетой в красно-черный халат, который больше открывает, чем скрывает, настолько сияющий и цветущий вид, что я невольно скриплю зубами.
Она что, пригласила меня просто на ужин, будь он неладен?
Я прохожу в зал и сразу примечаю накрытый стол и зажженные свечи.
— Что мы… празднуем? — Мой голос звучит глухо, но я ничего не могу с этим поделать.
Это ведь кощунство — что-то отмечать в такой день. Я присаживаюсь на диван и пытаюсь переварить происходящее.
— Три месяца отношений, — лучезарно улыбается Алиса и присаживается рядом.
Так вот оно что… Нет, я, конечно, помню, что так оно и есть плюс-минус, но не отмечать ведь дату в календаре, в самом-то деле.
Гребаных три месяца. Из-за них я сегодня тут? Серьезно? Ну давай еще каждую неделю отмечать, чего уж…
Чувствую, как внутри меня просыпается злость, и уже не слышу, что говорит Алиса, — лишь ускоренное биение собственного сердца. Еле сдерживаюсь, чтобы не сказать чего лишнего и не дернуть плечом, на которое она положила свою голову.
И тут она сама вдруг ее поднимает и серьезно заявляет:
— Я тебя люблю!
Ее голос — чистый, громкий, искренний — проникает вглубь и разливается там звенящими нотами. В первые секунды губы будто сами собой тянутся в улыбке, а потом до меня доходит, что значит ее признание.
Сердце начинает биться еще быстрее, чем за минуту до этого, и я вскакиваю с дивана.
Наконец-то. Все-таки не зря сегодня приехал. Все не зря.
Пора завершить начатое.
— Нам пора расстаться, — заявляю я и иду к выходу.
У самой двери Алиса бросает мне в спину: