Разведчик штрафников загородил собой командира, тоже ощетинившись двумя кинжалами, которые выставил перед собой. Остатки отряда уже доковыляли к воротам, но с внешней стороны. Недобитые злодеи не решались лезть в проход без приказа.

– Стреляй, паскуда! – голос капитана дрогнул отчаянием. – Мне по херу! Я уже сдох вчера на Амаронском перешейке вместе со своими штрафниками. Мы прикрывали отход беженцев. Мы все там полегли, чтобы ты пережил нас на один день. Я уже мертвый! Хочешь – вздерни и меня к тем воронам. Давай!.. Но завтра ты сам попробуешь все, через что мы прошли. И обзавидуешься мне, спокойно висящему…

И капитан плюнул, невесть откуда накопленной слюной. Его плевок долетел до одной из наставленных пик, и повис на ее острие, вязко стекая вниз.

Оскорбление плевком иначе, как кровью смыть было невозможно. И штрафник-разведчик даже зажмурился. Он задержал дыхание под прицелом лучников, готовясь через мгновение испытать ослепительную последнюю боль от стрелы, пронзающей его лицо, голову и мозг.

Но мэр города был не простым рубакой, а матерым чиновником. Он медлил отдать команду: «Пли»!

– Амаронский перешеек держали не драпачи, а герои… Половина беженцев в городе обязана жизнью их стойкости – шепнул мэру советник.

Слава героев, защищавших Амаронский перешеек, опередила штрафников, и была невероятно раздута, передаваясь из уст в уста, от телеги к телеге. Даже мэр поразился возможности, что легенда живьем добралась до его города, приняв облик пропыленного капитана с кровавой повязкой на голове.

– А я вижу только шайку урок из штрафбата, мародерствовавших в округе, и теперь спасающих свои шкуры… – не сдавался оскорбленный старшина ворот, недовольно оглядываясь на мэра, которого, кроме позолоченных доспехов, еще и телохранители прикрывали щитами с разных сторон.

Мэр просчитывал возможные последствия. В напичканном беженцами городе было не спокойно. На окраинах вспыхивало мародерство, поступали сигналы о грабежах продуктовых лавок. Слухи и паника раскачивали ситуацию. Не спровоцирует ли скоропалительный расстрел героев войны массовые беспорядки? Вокруг было слишком много посторонних глаз. И как отреагирует король? И кому придется отвечать?

– Героям Амаронского перешейка особый гонец вез королевский перстень, подтверждающий разрешение отступать. Предъяви королевский перстень? Он есть у тебя? – грозно осведомился мэр.

Капитан обернулся к людям своего отряда, и кивнул. Сквозь проем в воротах штрафники пропихнули внутрь самодельную волокушу с тяжело раненым. Лицо у раненого стало уже землистого цвета. Он был без сознания, но еще дышал. Резким движением капитан сдернул тряпье, в которое превратилась некогда дорогая одежда, и прикрывавшее торс умирающего, больше похожий на кровавое месиво.

– Это особый гонец Сэвэдж Надежный. Он успел к нам с королевским перстнем. Но когда мы шли на прорыв – изверги отсекли ему руку. Она осталась там же, где и три сотни моих людей.

– Штрафников… – пробормотал злой старшина ворот.

– Перстень там, где его рука. И предъявить я могу только этого воина, которому мы обязаны жизнью, а он умирает от ран и жажды.

– Но перстня у вас нет, – пробормотал мэр.

Однако, его лучники уже натягивали тетиву не так уверенно. Напряжение кровавой резни, готовой разыграться перед воротами, немного спало.

– Ладно, попробуем удостовериться иначе. Тащи сюда тех комедиантов, которые рассказали про битву, они должны их узнать, если это правда, – распорядился мэр.

Вид раненого кавалера все прояснил мэру. Но он ждал формального подтверждения, не подавая вида.

Изнемогающие штрафники учуяли колодец в полусотне шагов от ворот, и ринулись к воде неудержимо. Перед колодцем они устроили давку. Некоторые пытались протиснуться сквозь толпу на четвереньках. Оттертые, начали хватать горстями воду из каменной поилки для лошадей. Злодеи чавкали, захлебывались, не обращая внимания на сталь клинков стражи, и острые наконечники пик. Охрана просто обступила их полукругом. Жалкое зрелище отряда штрафников, дорвавшихся до воды не вызвало усмешки ни у кого вокруг.

Один капитан сохранил достоинство, оказавшись возле колодца. Он смочил в воде тряпку, и осторожно омыл ей губы раненого. И только после этого зачерпнул воды из колодца себе. Штрафники отставили ведро своему командиру, что говорило о его немыслимом авторитете среди каторжников.

– Знаете этих? – спросил мэр у группки взбаламученных бродячих артистов, которых приволокли к воротам его стражники. – Говорят, будто они с Амаронского перешейка?

Артисты испуганно переглядывались, не представляя, какой ответ сулит им меньше беды. Смелее других оказалась молодая танцовщица в зеленом платье, и блестками в черных волосах. Возлюбленная менестреля прервала танец, который собрал толпу зевак на соседней улице. Она торопилась вернуться, чтобы успеть собрать монеты с мостовой и была не довольна.

– Я помню офицера, который велел нас пропустить, – воскликнула танцовщица. – Он был очень молод. Юноша, лет восемнадцати…

– Здесь нет юных офицериков, – засомневался мэр.

Возраст контуженного капитана не подходил под описание: потрепанному боями фронтовику можно было дать и тридцать, и пятьдесят… Но в этот момент он опрокинул себе на голову ведро воды, и поток живительной влаги смыл черноту и копоть с его лица. Внешность капитана преобразилась.

– Господи, это он! – поразилась танцовщица. – Только поседел совсем.

Капитан обернулся на простодушный возглас, и попытался улыбнуться – может быть, даже узнав девушку. Похоже, он действительно был очень молод. Если бы не седина, проступившая из-под окровавленной повязки.

Мэр махнул рукой, уезжая дальше. Стражники отступили. Но судьба ненадолго оставила в покое измученных штрафников. Из глубины улицы бежал взволнованный разведчик.

– Диманчу порезали! – истошно орал он во всю глотку. – Капитан! Серые наш дом забрали. Диманча охранял, а его пырнули в живот, здесь, в тылу!

Команды «вперед» не потребовалось. Штрафники вскочили на ноги. Только что эти измученные бойцы валялись без сил возле колодца, или блаженно сидели на мостовой, откинувшись на завалинки домов. И вот они уже ринулись по узкой и кривой улочке. Паломники, нищие и горожане шарахались к стенам домов от ярости этой небольшой толпы. Злодеи поспешали молча, но топот ног и звон железа звучал страшнее угроз.

– Откуда у вас дом-то взялся? – спросил капитан у разведчика.

– Ты нас разведать вперед послал. Вижу – единственный пустой дом на целой улице, – объяснял на бегу разведчик. – Несправедливо, в натуре! Говорят, колдуны хозяев оттуда вытурили. Я и решил – закенная хата для босоты! Нам же по барабану: хоть колдуны, хоть черти?.. Лохи из инвалидной команды дом охраняли. Я чисто припугнуть перо достал – они разбежались. Диманчу сторожить ворота оставил. Да суки серые налетели, на дом наш позарились…

Перед воротами дома, часовой штрафников корчился, согнувшись на земле. Руками он зажимал рану на животе, но кровь сочилась между пальцев. А во двор уже вкатывали свои телеги «серые плащи» – отряд благочестивой армии Верховного Иерарха.