Он до сих пор помнил слова присяги. Они горели в его мозгу, словно золотой герб Кергов на знамени замка.

«Я, Ксавер Маркуллет, сын Хагана и Дарий, свободный потомок знатного рода Маркуллетов, присягаю на верность тебе, Тавису Кергскому, единственному наследнику дома Кергов, его владений и привилегий. До конца нашей жизни или до той поры, покуда ты не освободишь меня от данной клятвы своим словом, я останусь твоим вассалом, обязанным защищать тебя, почитать тебя и преданно служить тебе. Мой меч — твой меч; мой щит — твой щит; моя жизнь — твоя жизнь».

Он поцеловал Тавису руку — им обоим это показалось страшно забавным, — а потом Тавис возложил ладони на голову Ксавера и произнес свою клятву. Слова Ксавер давно забыл, но он помнил, что сын герцога поклялся хранить честь обеих династий и по достоинству ценить верность своего вассала. Все заняло буквально несколько минут. Потом мальчики выскочили из комнаты, пронеслись по каменным коридорам и выбежали на залитый солнцем двор, чтобы возобновить свой поединок на деревянных мечах. С таким же успехом присягу можно было считать просто очередной игрой, еще одним воображаемым приключением.

Разница была в том, что с возрастом Ксавер забыл обо всех детских играх, кроме этой. Напротив, та минута, когда они стояли в герцогских покоях, под внимательными взглядами своих отцов, с каждым годом обретала для него все большее значение — и теперь порой даже казалось, будто это единственное, что осталось от их детской дружбы. Тавис никогда не освободил бы Ксавера от клятвы, а Ксавер никогда не попросил бы об этом. Они были связаны друг с другом как братья. Но иногда — чаще, чем ему хотелось бы, — Ксавер задавался вопросом: а стал бы он вообще присягать на верность молодому лорду, если бы они тогда послушались совета отцов и подождали немного? Сегодня не стал бы. Вне всяких сомнений.

— Говорят, первую бутылку он запустил в герцога, — прошептал своему товарищу один из стражников, стоявших на солнцепеке, наблюдая за тренировкой. — Именно поэтому он и отправился потом в погреба.

— Ничего подобного, — услышал Ксавер свой голос. Он старался говорить тихо, чтобы отец не услышал.

— Вы уверены? — спросил стражник.

— Я там был. Он просто бросил бутылку на пол. Он вовсе не целился в герцога.

Один стражник кивнул, но другой пристально посмотрел на Ксавера.

— Почему вы его защищаете? — спросил он.

— Я не защищаю его, честное слово. Я просто пытаюсь пресечь распространение небылиц.

— Будь я на вашем месте, я бы сам стал сочинять небылицы после того, что он сделал. Наплевать на правду и на него самого в придачу.

Ксавер стоял, прислонившись к стене. Но сейчас он выпрямился, выхватил здоровой рукой кинжал и приставил острие к груди мужчины.

— Немедленно возьми свои слова обратно — или защищайся! — сказал он как можно тверже и решительнее.

— Но, господин Маркуллет, я просто…

— Своими словами ты нанес оскорбление лорду Тавису, а значит, и мне, его вассалу! Я поклялся защищать не только жизнь, но и честь своего господина — и если ты не возьмешь свои слова обратно, я зарежу тебя на месте!

Стражник бросил взгляд на своего товарища и снова уставился на Ксавера с недоуменным видом. Потом он пожал плечами:

— Я беру свои слова обратно, милорд.

Еще несколько секунд Ксавер стоял в прежней позе; он тяжело дышал, и его рука, сжимавшая кинжал, слегка дрожала. Наконец он опустил кинжал и спокойно сказал:

— Вот и хорошо. — Переведя взгляд чуть в сторону, он увидел, что отец и остальные пристально смотрят на него. Отец шагнул вперед, вопросительно подняв брови, но Ксавер помотал головой, запрещая подходить. Он вложил кинжал в ножны и снова взглянул на солдат. — Пожалуй, мне лучше вернуться к себе. Скажите моему отцу, что я… что мне нездоровилось.

— Конечно, милорд, — сказал первый стражник. — Извините, если я вас обидел.

Ксавер потряс головой:

— Все в порядке.

Когда он тронулся с места, оба мужчины поклонились ему. Несколько растерявшись, он скороговоркой пробормотал слова благодарности и торопливо направился обратно в северную часть замка.

Ксавер сам не мог объяснить свой поступок. Стражник был прав. Тавис не заслуживал того, чтобы он его защищал, да еще так яростно. Однако он набросился на человека с кинжалом — из-за замечания, едва ли достойного внимания.

Он шел через двор, глядя себе под ноги и чувствуя пульсирующую боль в руке. Стоявшие у внутренних ворот стражники ничего ему не сказали, и Ксавер вошел в герцогский двор, почти со страхом думая о том, какие слова вырвались бы у него, если бы он открыл рот. Несмотря на долгое время, проведенное в одиночестве в четырех стенах, он плохо спал последние несколько ночей. Вероятно, ему нужно было просто выспаться. И держаться подальше от Тависа какое-то время.

Увидев сына герцога в коридоре перед дверью своей комнаты, Ксавер понял, что в ближайшее время ему не удастся ни первое, ни второе.

— Я ждал тебя, — неловко сказал Тавис.

Ксавер остановился в нескольких шагах от него.

— Вижу. — Он говорил нарочито бесстрастным тоном. Он не собирался подавать молодому лорду надежду на прощение — во всяком случае пока.

Тавис облизал губы; несколько секунд взгляд его темных глаз метался по темному коридору — словно муха, ищущая, куда сесть, — и наконец остановился на повязке.

— Как твоя рука?

— Болит.

— Прости меня, Ксавер. — На лице молодого лорда появилось такое страдальческое выражение, что Ксаверу показалось, будто Тавис сейчас заплачет. — Я не хотел… Я был пьян. Я не знаю… — Он потряс головой. — Прости меня.

— Что тебе угодно, Тавис? — спросил Ксавер.

Сын герцога на миг закрыл глаза.

— Мы можем поговорить в твоей комнате? Пожалуйста. Это не займет много времени.

Он хотел ответить отказом, отослать молодого лорда прочь. Но Тавис был господином, а Ксавер его вассалом. Он молча распахнул дверь и жестом пригласил Тависа войти. Потом вошел сам, закрыл за собой дверь и посмотрел на друга.

— Итак, что тебе угодно?

Тавис принялся расхаживать по маленькой комнате, на миг остановился возле единственного окна, бросил взгляд во двор и вновь продолжил бесцельное хождение взад-вперед. Он казался бледным, словно все еще мучился похмельем. Он недавно принял ванну, и от него слегка пахло душистым мылом. Но все же Ксаверу казалось, что кислый запах вина и рвоты прочно въелся в молодого лорда, как въедается конский запах во всадника после долгого путешествия.

— Я толком не знаю, с чего начать, — сказал Тавис.

— Ты уже извинился. Тебе не нужно повторяться.

Молодой лорд резко остановился и в первый раз за все это время посмотрел прямо в глаза Ксаверу.