Старуха пустилась в воспоминания.

Два года назад… Бирюков постарался напрячь память и вспомнить, на каком курсе тогда должна была учиться Лена. На первом? Или она к этому времени уже перешла на второй? Может, и так… Кто ж его знает. Это мать всегда помнила все подробности дочкиной учебы, а он как-то по этому поводу не напрягался.

– И давно она перестала тут жить? В смысле, давно не ночует?

Старуха посмотрела на него с удивлением.

– Так она, почитай, никогда тут и не жила. Так, придет, уйдет, вещички свои оставит.

Бирюков почувствовал тяжесть под левой лопаткой.

– А она телефона никакого вам не оставляла? Где ее искать в случае чего?

– Оставляла пару раз, – пожала плечами старуха. – Да я уже не помню, куда я их положила. Я и не звонила туда никогда. А зачем? Она всегда аккуратно платила, за все время ни одного дня не просрочила. Поискать, что ль, телефончик?

– Поищите, пожалуйста.

Хозяйка ушла.

Бирюков открывал один чемодан за другим, надеясь отыскать какие-нибудь намеки, следы, которые привели бы его к дочери. Нашел записные книжки, в которых вперемежку с адресами и номерами телефонов почерком Лены были оставлены записи, расписание институтских лекций, списки библиотечных книг… На всякий случай он спрятал записные книжки в карман. Потом, на досуге, можно будет просмотреть их. Вдруг зацепка появится?

Под кроватью обнаружилось несколько десятков банок с вареньями-соленьями, которые дочка тоже, видимо, не употребляла. Этот факт больше всего поразил капитана. Если человек даже не ест присылаемые из дома заготовки, значит, он ведет какую-то странную и непонятную жизнь.

– Вот ее последний номер.

Старуха появилась в комнате с оранжевым листком самоклеящейся бумаги.

– Да, вроде этот, – подтвердила она, щурясь и держа листок на отлете.

– Когда Лена его вам дала? – спросил Бирюков, переписывая номер в свой блокнот.

– Не помню уже когда. Ну с полгода назад будет.

– А вы звонили по нему?

– Нет.

Дорогу в общежитие юрфака МГУ он помнил очень хорошо. По пути, сидя в вагоне метро, Бирюков успел просмотреть внимательно записную книжку, на обложке которой Лена аккуратным ученическим почерком вывела: «МГУ, Москва».

Бирюков думал поговорить с комендантом общежития, узнать, когда Лена выписалась, с кем жила вместе в комнате и тому подобное, но оказалось, что визит к общежитскому начальству и не нужен. Вахтерши всегда знают всех жильцов лучше всяких комендантов. Бабули, сидящие на вахте в студенческих общежитиях, всегда более активные и продвинутые, чем остальные их сверстницы. Дежурят они по парам, пьют кофе, смотрят по телевизору сериалы и знают всех студентов в лицо и пофамильно.

Бирюков понял, что тут лучше не признаваться, кем на самом деле доводится ему разыскиваемая. Он представился дядей Лены, сказал, что в Москве проездом из Сибири, хотел навестить племянницу, но точно не знает, где она теперь.

– Леночка Бирюкова? Как же, как же, я очень хорошо ее помню. Она от нас уже выехала, к сожалению, – сообщила Бирюкову сильно молодящаяся дама лет семидесяти, с голубой взбитой шевелюрой на голове.

Ее напарница, не менее экстравагантная бабуся в джинсах и кофточке малинового цвета, кокетливо накинутой на плечи поверх футболки, выглянула из подсобки с термосом в руках, с любопытством прислушалась к разговору.

– Да, Лена, та, что жила в комнате с Ирой Капустиной, – подсказала она. – Она выписалась еще два года назад. А вы и не знали?

– Не знал, – развел Бирюков руками, усиленно стараясь соответствовать образу далекого сибирского родственника. – А она вам случайно свой новый адрес не оставила?

– Нет. Леночка сама пару раз заезжала, письма забирала, но я давно ее уже не видела.

– Лена такой красавицей стала, – доверительно сообщила ему вахтерша с голубыми волосами. – Просто фотомодель. Настоящая москвичка. Мы тут следим, как приезжают девочки из провинции и как они в Москве расцветают!

В это время с улицы в общежитие зашла группа студентов, и вахтерша в джинсах энергично зажестикулировала в их сторону:

– Ира! Ира Капустина! Подойди-ка сюда.

– Да? – удивленно спросила полноватая некрасивая девушка в круглых очках, останавливаясь рядом с Бирюковым.

– Тут мужчина Леной Бирюковой интересуется, – объяснила вахтерша, кивая на Бирюкова.

Девушка повернулась к нему.

– Лена уже здесь не живет, – качая головой, сказала она.

– Я знаю, да вот адрес ее новый не могу найти. Может, вы знаете, кому она могла оставить?

– Не знаю.

Бирюков постарался отвести Ленину соседку подальше от любопытных ушей вахтерш, чтобы порасспросить ее более подробно.

– Дело в том, что я отец Лены, – вполголоса сообщил он. – Но я с ними не живу, у меня другая семья. Вот, случайно в Москве оказался, решил дочку повидать. Давно ее не видел.

Он заметил, что по лицу Иры Капустиной промелькнула тень сочувствия.

– Когда я Лену в последний раз видел, она у меня свою записную книжку забыла. Тут какие-то фамилии есть и телефоны. Друзья ее, я так понимаю. Может, вы их знаете, с кем она училась, с кем дружила. Я бы им тогда мог позвонить, поинтересоваться…

– Конечно, давайте, я помогу, – согласилась Ира.

Бирюков протянул ей записную книжку дочери. Бывшая соседка внимательно пролистала алфавитный список телефонных номеров.

– Ну, я знаю, что она с этим парнем вроде бы дружила, – сказала она, остановившись на букве "О".

Бирюков внимательно взглянул на имя: Олег Савелов.

– Можете ему позвонить, – посоветовала девушка. – Олег тоже учился у нас, только на пару курсов старше. Уже давно закончил. Может, он и знает, где Лена сейчас живет. Он с ней дружил.

– А еще кто? Подруги какие-нибудь?

Соседка пролистала список до конца.

– Она еще со Светой Федоровой общалась и с Настей Каменевой. Может, они знают?

Войдя в прихожую квартиры, Бирюков по сердобольному взгляду, брошенному в его сторону Анютой, догадался, что, несмотря на уговор, московский шурин раскололся и рассказал-таки жене, зачем прикатил в Москву из Твери родственник.

– Я щи свежие сварила, иди поешь, – предложила Анюта.

Бирюков боялся, что сейчас начнутся досужие бабьи расспросы, но жена шурина героически молчала. Видно, Илья взял с нее слово, что все рассказанное останется тайной, но по тому, с каким вниманием она наливала в тарелку щи, добавляла сметану и нарезала хлеб, Бирюков понимал, что она знает о его вчерашних подвигах. Знает, но молчит.

«Ладно, – подумал он, – так даже лучше. Не надо ничего объяснять, притворяться, где был, что делал. Главное, чтобы она не лезла с вопросами, а так – пускай знает. Шила в мешке не утаишь».