– Я твой лучший друг, Финниган. Ты ведь не лжешь мне, правда?

Я открываю рот, чтобы ответить, но он быстро переключается, заметив, что впереди освобождается место на парковке:

– О, смотри туда, направо!

Я паркуюсь, выключаю двигатель с глубоким вздохом. Что ж, полагаю, нам придется туда пойти.

Я СОВЕРШЕННО УВЕРЕН, что никогда еще не выглядел таким виноватым, как сейчас. Никогда. Как преступник, который случайно проходит мимо места преступления.

Как и ожидалось, Харлоу подняла меня на смех и сделала все то, что я должен был бы предвидеть: едкие шуточки и сарказм, призванные высмеять саму ситуацию. Но выражение ее лица, когда я объяснил, почему не могу рассказать обо всем Анселю или Перри и даже Оливеру, было для меня словно удар под дых.

Я тогда смог выбросить это из головы, но потом, когда Оливер храпел в своей комнате, я все лежал без сна, уставившись в темный потолок, и думал: «Надо ли им рассказать? Правильно ли держать в неведении моих самых близких друзей и при этом с такой легкостью открыться Харлоу?» До этого момента я не особо много думал о нас с Харлоу. Она стала для меня многим – и страстной любовницей, и способом отвлечься, и даже в последнее время другом… Но теперь всех этих определений оказывалось недостаточно.

И черт, я не хотел встречаться с ней сегодня. Не только потому, что я понятия не имел, где мы с ней сейчас находимся, что я чувствую и что нам с этим делать, но и потому, что она теперь была хранительницей огромной тайны, которую я не смог рассказать своим ближайшим друзьям.

Надо было набраться смелости и рассказать все Оливеру.

Никогда, ни за что не надо было делиться всем со сплетницей Харлоу!

А если они узнают, что я от них что-то утаил? Если она проболтается? Черт.

Внутри ресторана темно и шумно, так шумно на самом деле, что я начинаю думать, что если в какой-то момент я смогу ускользнуть, моего отсутствия никто не заметит.

Несмотря на множество людей и кабинок, разместившихся на небольшом пространстве, здесь на добрых двадцать градусов прохладнее, чем снаружи. И только благодаря этому я вдруг понимаю, что вспотел: прохладный воздух холодит разгоряченную кожу у меня на лбу и шее. Господи, Финн, возьми же себя в руки.

Мы слышим их раньше, чем видим. Даже сквозь гул голосов, грохот музыки и звяканье посуды смех Харлоу доносится до самой входной двери. Харлоу никогда не бывает тихой.

– Это лучшее, что я когда-либо слышал! – кричит Ансель, заливисто хохоча. Вы можете подумать, что двадцатидевятилетний адвокат вряд ли станет заливисто хохотать, но это же Ансель, и да, вы ошибетесь в данном случае. Мои нервы натягиваются до предела по мере того, как их голоса становятся все ближе, и я чувствую, как губы у меня складываются в мрачную гримасу.

– Похоже, они начали без нас! – бросает Оливер мне через плечо, и я могу только кивнуть в ответ, пробираясь вслед за ним через толпу к столику и стараясь сделать вид, что это не меня вот-вот вырвет.

Они все сидят в большой кабинке в дальнем углу. Ансель с одной стороны, его длинные руки лежат на спинке скамейки, и он наклоняется вперед, улыбаясь и слушая то, что говорят на другом конце стола. Миа сидит рядом с ним, Лола справа от Миа, и я не в первый раз замечаю, что она с совершенно отсутствующим видом что-то рисует на салфетке. Харлоу сидит во главе стола, глаза у нее широко раскрыты и искрятся весельем, она рассказывает что-то Анселю, и тот смеется. Опять.

– Хорошо проводите время? – спрашивает Оливер, останавливаясь с другой стороны стола. – Вас слышно, наверное, даже снаружи!

Глаза всех обращаются на него и потом на меня, а потом они все радостно приветствуют нас. Все, кроме Харлоу. Ее взгляд задерживается на мне на самые долгие пять секунд в моей жизни, потом она моргает и обращается к Оливеру:

– Наконец-то! – сейчас она улыбается, пожалуй, слишком широко.

Нервно, может быть? Или виновато?

– Вы? – начинает она. Но я перебиваю:

– А что вас так развеселило?

Выпаливаю, и мне тут же хочется отшлепать самого себя. Все поворачиваются ко мне, у всех на лицах выражение «Какого черта?». Даже Лола поднимает глаза, и я вдруг понимаю, что на самом деле, несмотря на то что она выглядит отстраненной, она тем не менее слышит каждое слово.

– Харлоу рассказывала историю, как мы однажды захлопнули входную дверь, когда купались нагишом, и решили, что она-то как раз и должна лезть через окно наверху. Голая!

– О! – восклицаю я, слишком напуганный своей реакцией, чтобы насладиться в полной мере возникшим у меня в мозгу образом Харлоу, ползущей вверх по стене, к окну – не важно.

Харлоу смотрит на меня, прищурившись, а Ансель разглядывает меня так, словно я только что продемонстрировал всем свои трусы, надев их поверх штанов.

– Понятно, – кивает Оливер. – Я пойду поищу туалет. Закажите мне бургер, если появится официантка, хорошо?

И Оливер уходит, оставив мне только выбрать из двух вариантов: стоять тут как идиот или все-таки сесть рядом с Харлоу.

Со вздохом я делаю над собой усилие и сажусь, старательно следя, чтобы между нами оставалось хотя бы несколько дюймов расстояния. Лола и Миа начинают говорить о чем-то, и Харлоу наклоняется ко мне.

– Сбрось обороты, Финник, – шепчет она.

В любой другой момент я бы обязательно сообщил ей, куда она может засунуть эти свои очаровательные уменьшительно-ласкательные прозвища. Но сейчас я слишком занят тем, чтобы держать себя в руках.

– А что? – спрашиваю я, стараясь выглядеть смущенным. – Мне было интересно.

– Интересно? Да ты выглядел так, будто был готов сбежать с места преступления в любую секунду. Ты просто комок нервов и… – Ее глаза изучающе обшаривают мое лицо: – Господи, да ты потеешь?

– Я в порядке, – возражаю я, вытирая руку о штаны, и выдыхаю, откинувшись назад. – Просто, ты понимаешь, чувствую себя немного неловко из-за всего этого.

– Из-за чего? Ты же не думаешь, что я кому-то что-то рассказала? Или думаешь?

Похоже, ей немного обидно, и я быстро отвечаю:

– Что? – Наверное, слишком быстро. – Нет. Конечно, нет. Я просто беспокоюсь, что… ну ты понимаешь… мало ли… вдруг ты не очень умеешь притворяться.

– Притворяться? Да о чем ты, мать твою, говоришь?

– Ну ты всегда сплетничаешь и все такое. Я думал, вдруг ты проговоришься.

Раньше, чем она успевает ответить (или, знаете, дать мне локтем по яйцам), возвращается Оливер и сдвигает все стаканы, а потом плюхается на скамейку с краю, двигая меня ближе к Харлоу.

Я выпрямляюсь и бормочу извинения, но она только качает головой и смеется, а потом наклоняется ко мне и шепчет так тихо, что мне приходится закрыть глаза, чтобы сосредоточиться на ее словах: