написан твердой рукой… В лагере, кажется, стало тише. Все будто прислушивается… «Нет, я буду читать там, подальше… Возле стадиона выну письмо, а разверну его возле ворот, тогда все будет, как задумал…» Письмо большое, на двух страницах. Я иду прямо к калитке.

— Ты куда? — спрашивает дежурный. — Выходить нельзя!

Но я выхожу, и он меня не останавливает. Ничего больше не говорит, только смотрит… Я развернул листок.

«Дорогой Митя!..»

«Дорогой Митя!» — повторил я вслух и сразу увидел мамино лицо. Узнал тихий спокойный голос, и все, что было дальше, я не читал, а как будто слышал.

«…Теперь уже все решилось, и то, что раньше мы пытались от тебя скрыть, теперь скрывать незачем и нельзя. Да и ты стал большим, многое понимаешь… Отец уходит. Так в жизни бывает. По-всякому живут люди, и порой — лучше врозь, чем вместе. Я только просила, чтобы подождать, пока ты станешь постарше, сможешь понять… И вот наступил час. Может быть, следовало тебя позвать и поговорить, как с равным? Может быть! Но так для меня легче. А у тебя отдых, единственный, перед большим, нелегким годом. Среди ребят и тебе будет легче.

Ведь у тебя там друзья… Да, сынок, так в жизни бывает, и нам с тобой случилось это испытать…»

Я остановился. Не знал, что делать дальше: возвратиться или бежать? Бежать вперед, без оглядки, в город… Но мамин голос был спокойным и твердым: «Ведь там у тебя друзья, — писала она. — Да, сынок, так в жизни бывает…»

А как же отец?! Как же его слова: «Мы всегда будем вместе»?! А как же наша фотография с подписью «Союз нерушимый»? Значит, ничего, ничего этого больше не будет?

«Не будет! Не будет!» — прокричал паровоз на станции. И снова спокойный мамин голос:

«…И теперь последнее слово за тобой. Слышишь, сынок? За тобой! С кем будешь ты? В этом ответе и моя судьба. Решить его должен ты сам, потому что ты уже взрослый…»

«Взрослый! Взрослый!» — так сказала мама. Ведь она никогда еще этого не говорила. Значит, так и есть. Она права. А отец? Отец всегда шутя называл меня большим… Всегда, даже когда мне было три или четыре года… «Взрослый!» — снова услышал я мамин голос и почувствовал в себе силу, и стало спокойней, и я увидел себя рядом с Валерием, и Ваней Шумиловым, и ребятами из их общежития… Увидел себя идущим с работы домой. И то, как мама мне, усталому, подает обед, и вместе мы смотрим телевизор, и говорим о серьезных делах… Значит, это мой ответ! Значит, так и должно быть!..

И пусть поскорее узнает мой ответ мама. Пусть узнают все! Ведь у меня есть друзья! Друзья на всю жизнь. Валерий, Мая, Веня…

Солнце стояло над головой и озаряло лес. Я повернулся лицом к лагерю. У ворот стоял Валерий, недалеко от него — Мая. По аллее бежал Венька. Я подошел к ним. Никто ни о чем меня не спросил, только Валерий сказал:

— Завтра еду в город. Если тебе нужно, можешь со мной… На день.

В лагере заиграл горн. Заиграл звонко, продолжительно: «Пора, пора в путь-дорогу!»

ЭТО — Я

рассказы

Меня зовут Вовка. Фамилия моя Говорков. Но среди ребят вы меня все равно не узнаете — таких тысячи. Рост у меня средний, глаза серые, волосы каштановые, нос обыкновенный, поцарапанный. Мама говорит, что вылитый портрет своей бабушки, только неизвестно, чей у меня характер. Вообще, если верить моим родителям, то выходит, что я один не такой, как все, а все остальные — такие, как надо. Лучше я вам о себе расскажу, а вы сами судите.

Когда меня в четвертом классе выбирали звеньевым, Люда Костылева потребовала, чтобы я рассказал свою биографию, как это делают на взрослых собраниях. А наша вожатая Валя сказала, что совсем этого не нужно, потому что у меня еще никакой биографии нет. Меня выбрали без биографии, и Люда Костылева голосовала против. Я на нее ни капельки не обиделся; потому что она права. Раз я когда-то родился, в стенной газете участвовал и взыскания у меня есть — значит есть биография. И вообще на собраниях никогда не дадут поговорить. Назначают какой-то регламент: это значит, можно говорить только пять минут. А если мне не хватает, что я должен делать?

Меня всегда перебивают, останавливают и говорят: «Пойди в коридор и там выговорись. Другим тоже сказать надо».

Я на собраниях еще ни разу ничего до конца не договорил. У меня накопилась уйма предложений и полезных примеров, и я их все ношу в себе. Если мне не удастся их когда-нибудь рассказать, в один прекрасный день они меня задушат.

Поэтому я и решил рассказать свои истории вам.

Картошка

Меня капитан нашей футбольной команды Витя Маслов Картошкой зовет, хотя никакая я ни картошка, а первый вратарь команды. Конечно, это он не из пальца высосал, без причины ничего на свете не бывает, и Картошкой он меня назвал именно из-за картошки. Но прежде чем рассказать этот случай, я должен рассказать другое.

Дома я старшим всегда помогаю. Можете даже спросить у бабушки и у мамы. Вот, скажем, если надо стул починить или доску перепилить. Это я могу. Пожалуйста. Даже выйду на улицу и там буду работать. Пусть все смотрят. Это дело мужское. А вот посуду мыть, мясорубки крутить, дорожки трясти — занятие для девчонок. Не случайно же уроки по домоводству только для них устраивают.

И вот однажды, когда бабушке Марусе исполнилось семьдесят лет, мама заявила:

— Теперь картошку будет покупать Вова.

— Как?! — возмутился я.

— А так. Возьмешь авоську, сходишь в «Овощи-фрукты», купишь да принесешь.

— Да что я, девчонка какая-нибудь? С авоськами по улице ходить… Ребята увидят, знаешь, что будет?

Но разве маме докажешь? Сказала — как отрезала.

Встал я пораньше в воскресенье, засунул авоську в карман и побежал в магазин. Он у нас недалеко, за углом. Купил шесть килограммов картошки — и домой. Иду и думаю: «Хоть бы никого из ребят не встретить. А главное, чтобы на Витьку Маслова не наткнуться. Тот сразу девчонкой обзовет. Витька —