переливами. Хлеба на полях еще невысокие, щетинистые, словно ученики, под ежик стриженные. Уже колоски видны. Сейчас стебельки как будто на коленях стоят, маленькие. А пройдет немного времени, обогреет их солнце, напоят их дожди, и поднимутся они в полный рост. Вытянутся. Станут несметными рядами и, как добрые воины, отрапортуют: «Служим советскому народу!»

До чего красиво! Глаз не оторвать…

Я и не заметил, как доехал. Вышел на станцию, вдруг слышу мое имя кричат: «Вовка, Вовка!» — сразу несколько голосов. Я — вправо, влево, вдруг чьи-то руки сзади мою голову, как тисками, зажали. «Угадай, кто?» Конечно же Тимка! И не один — с ребятами. Оказывается, мама все-таки телеграмму дала, чтобы меня встречали.

Ну, перезнакомился я с ребятами, их четверо было: Вася, Никита, Павлик и маленький рыжий Михась, по прозвищу Механик.

Тимошка говорит:

— Еще четверо ехать хотели, да отец на машину не взял, сказал, места мало. А ты знаешь, Вовка, назад на открытой полуторке махнем, — отец тут запчасти для РТС получает!

Скоро и дядя Семен появился. Поздоровался со мной, обнял так, что у меня все косточки затрещали.

От его рубахи бензином и машинным маслом запахло. Потрепал он меня по голове и сказал:

— Айда, хлопцы, на машину!

За станцией уже стояла полуторка с какими-то ящиками. Дядя велел мне, как гостю, в кабину с водителем садиться, но я отказался. Хорошенькое дело: ребята в кузове, а я в кабине?

В общем поехали. Ребята, конечно, меня глазами щупают, изучают. Больше всего на резиновые кеды смотрят. Понравились они им. Потом песни петь стали, пионерские, комсомольские. Тут меня одно дело очень смутило, попал я в невыгодное положение. Оказывается, они знают слова всех песен, а я только по две-три строчки — и точка. А дальше, как рыба, — только губами машу. Между прочим, это у нас, у городских ребят, часто бывает по причине недобросовестности. А вот у них — нет.

Решил я сразу песни свернуть, разговор на другую тему перевести и показать им, что я тоже кое-что знаю, о чем они не ведают. Для этого стал я из рюкзака трубку, маску и ласты вытаскивать и говорю:

— Эту штуку лучше в руках держать. А то раздавится.

А Михась-механик преспокойно говорит:

— Ленинградский акваланг.

Этого я совсем не ожидал.

— Ты откуда знаешь про акваланг? — спрашиваю.

А он обиделся и отвечает:

— Что мы, на таинственном острове живем, что ли?

И Тимошка тут же вставил:

— Да он сам себе не хуже твоего сделал и ружье подводное смастерил!

Однако мой акваланг сразу по рукам пошел. Начали они его вертеть, разглядывать, маску примерять, пока не доехали.

Тетя Оля и бабушка Фрося меня возле хаты ждали.

— Ты гляди, как его вверх потянуло! Уже нашего Тимофея перегоняет! — всплеснула руками тетя Оля.

А бабушка говорит:

— Потом, потом на него насмотришься, нужно ребенку с дороги поесть!

Ну, и начали меня кормить. Одно съем — другое блюдо ставят. Другое поем — третье на столе. Я уже на втором блюде ремень на животе почувствовал.

Тимошка сидит рядом со мной, уплетает и все подмигивает.

— Ты чего моргаешь? — спрашиваю.

А он отвечает:

— Вообще-то у нас в доме самообслуживание. А в честь твоего приезда даже мне подают. Ничего! Завтра сами себе яичницу будем жарить.

Пока мы ели, ребята все в окна заглядывали, а когда вышли, то сразу всей компанией отправились на реку. Ох, и веселое купание было! И ныряли, и заплывы устраивали, и раков ловили — до посинения. Знала бы мама, сколько я в воде просидел — ух, и скандал устроила бы!

Подсушились мы немного на солнышке, и я сразу предложил в орешник пойти за орехами. Стою, жду, что ребята скажут, а они молчат и на Тимофея смотрят. Оказывается, он пообещал им, что я после купания проведу беседу о прилунении советской ракеты. Наговорил им такого, что я чуть ли не видел, как ее запускали, и с ее изобретателями знаком… А я, признаться, забыл, что он мне еще в письме писал: «Расскажешь нам про всякие новинки, о запуске ракет…»

«Эх, — подумал я, — зря не подготовился!» А потом решил: «Не беда, я все равно по радио слушал и, кажется, в «Пионерской правде» читал. Конечно, до села, наверно, не все доходит, вот они и хотят подробности знать. Как-нибудь сойдет».

Сели мы возле школьных мастерских. Ребят набежало человек двадцать, даже девчонки пришли. Сидят, смотрят на меня, как будто я сам с луны прилетел. Я даже оробел немного, а тут Тимошка начал меня представлять, как настоящего лектора. Откашлялся я и начал:

— Ну, и в общем, — говорю, — сперва наши ученые в космос спутники запускали. А потом начали ракеты пускать.

— Правильно, — уныло сказал кто-то из ребят.

А одна девчонка вдруг спросила:

— А что такое космос?

— Космос?.. Космос, — говорю, — это и есть космос. — А сам думаю: «И дернуло меня о нем говорить, если я сам толком не знаю, что это такое!»

Тут меня Тимофей вручил:

— Да тише, Ксанка, не задавай ерундовых вопросов! Космос — это вселенная, пространство, в котором и Солнце, и Луна, и звезды находятся.

— Правильно, — говорю.

Больше мне сказать ничего не осталось. А тут сразу вопросы посыпались, которых я никак услышать не ожидал: «Что такое программный механизм?», «Как устроен контейнер для радиоаппаратуры», «Как устроена сама ракета?»

Ну, думаю, засыпался. Они тут все лучше меня знают! Попробую ответить на последний вопрос — как ракета устроена. И тут, как назло, все технические названия у меня из головы вылетели.

— Ракета, — говорю, — штука очень сложная… Она прежде всего… это, — забыл самое главное слово и сказал: — четырехэтажная.

Ребята захихикали, а Михась-механик махнул безнадежно рукой и говорит:

— Тю-у! Сказал — «четырехэтажная»! Четырехступенчатая! Вот она как называется…

Провалился я, как последний двоечник на экзамене, и на этом моя беседа об освоении космоса закончилась. Сказать бы мне тут, что я в этих вопросах плохо разбираюсь, и делу конец. Так нет, язык у меня без костей — вру дальше:

— Я, ребята, больше в наземных машинах разбираюсь.

— Так это же нам сейчас больше всего нужно! — обрадовался Тимошка. — Айда в мастерскую! Понимаешь, мы старый трактор ремонтируем и хотим без старшеклассников закончить. Да с мотором