Уйти на свою верную погибель?

Впрочем, пусть уж лучше их сожрут дикие звери, чем попасть в лапы к немцам.

Царапая лицо о жёсткие ветки, Надя наконец выбралась на какую-то поляну. Здесь она и останется, дальше не пойдёт, не может, нет сил. Сбитые в кровь ноги отчаянно болели, а растянутая при неудачном прыжке с грузовика правая лодыжка к тому же сильно распухла.

Проснулся, заплакал ребёнок.

Надя устроилась у подножия какого-то большого дерева, достала из кармана бутылочку. Младенец жадно схватился за неё крохотными ручонками, радостно зачмокал.

Надя смотрела на него с грустной улыбкой. Малыш не знал, что это последнее кормление в его коротенькой жизни, не подозревал, что новая мама обрекла его на страшную голодную смерть в глухом лесу.

Насытившись, ребёнок опять уснул. Надя завернула его поудобней, бережно прижала к себе и, прислонившись к стволу, тоже закрыла глаза. Будь что будет, она слишком устала, чтобы идти дальше. Тем более что куда идти, она не знала…

Проснулась она от холода. Руки и ноги её окоченели, зуб на зуб не попадал.

В лесу уже светало, птицы распелись вовсю.

Надя вдруг увидела, что из-за деревьев в конце поляны вышли какие-то тёмные фигуры, медленно, почти неслышно стали приближаться к ней. Она оцепенела от страха, не в силах двинуться с места, и только в ужасе наблюдала за их приближением.

Успокоилась, лишь когда разглядела их как следует. Ей повезло, они с Алёшей спасены. Эти люди были свои, партизаны.

Один из них, приземистый мужчина лет пятидесяти, по виду командир, выдвинулся вперёд, нагнулся к ней, с любопытством поглядывая на ребёнка.

— Ты кто такая? — строго спросил он.

— Я — Надежда Антонова, из Дарьина, — отчаянно дрожа, выговорила Надя.

Мужчина повернулся к стоявшему рядом молодому парню.

— Рома, дай ей что-нибудь накинуть, не видишь, что ли, змерзла баба! — скомандовал он.

Парень снял с себя телогрейку, набросил на Надю поверх пальто. Стало теплее, дрожь прошла.

— Ну и дальше-то что, Надежда Антонова из Дарьина? — усмехнулся командир. — Давай уж, значит, выкладывай все начистоту.

— Раньше была завклубом, — начала рассказывать Надя, — а когда немцы пришли, узнали, что я медкурсы заканчивала, и в больницу меня определили работать, медсестрой. Я жена, то есть уже вдова Николая Антонова, председателя колхоза нашего. Его прямо перед самой войной назначили…

Надя говорила гладко, уверенно. Она давно и тщательно продумала всё, что скажет партизанам, если удастся до них добраться.

— …А как Коля на фронт ушёл, так его через две недели и убили, я похоронку получила, он в окружение попал. Так я и осталась беременная. Коля так никогда и не узнал, что у него сын будет…

Надя замолчала.

Командир внимательно смотрел на неё, подсчитывал в уме месяцы. Женщина была подозрительная. Муж ушёл на войну в конце июня, ну даже, допустим, в начале июля… А сейчас весна. Сходилось всё с трудом, только-только.

— В лесу-то ты как оказалась? — спросил он.

На этот вопрос ответ у Нади тоже был заготовлен.

— Их главврач немецкий, Штефнер, приставать ко мне начал, сволочь такая!.. К сожительству меня склонял. Я всё хотела бежать, но куда я в таком положении побегу? Решила дождаться, пока рожу. Вот, как родила, при первой же оказии и сбежала. С транспортом с тяжелоранеными… У переезда мы с Алёшей и выпрыгнули… Полночи шли куда попало…

Младенец, словно услышав, что речь идет о нём, зашевелился, открыл свои всё ещё немного мутные глазки и, сморщившись, тоненько заплакал.

Командир неожиданно резко сунул руку Наде за пазуху, она даже не успела отпрянуть. Пощупал сухую, никогда не кормившую ребёнка грудь.

— Молоко вот пропало, — сразу нашлась Надя. — На медведя ночью наткнулись. Еле убежала… Сама не знаю, как спаслись. Неслась, не разбирая дороги. И вот видите, что случилось — то ли от испуга, то ли промёрзла сильно, не знаю… Только нет молока. Хорошо хоть, вчера успела сцедить, вот ещё осталось немного…

Надя достала бутылочку, в которой оставалось ещё чуток молока, и младенец тут же жадно присосался к ней.

Командир неодобрительно покачал головой.

— Медведей тут хватает, это правда. Повезло тебе, значит, они ж сейчас голодные просыпаются… Мог и задрать…

С любопытством посмотрел на крепко ухватившего бутылочку ребёнка, добродушно усмехнулся:

— Крохотный-то какой Алёшка твой! Где ж мы молоко-то ему добывать будем? Отчаянная ты, Надежда!..

Он переглянулся со своими.

— Медсестра, значит… Ладно, пошли с нами, потом обо всём поговорим. Меня Владимиром Григорьевичем кличут, будем, значит, знакомы…

Вера возвращалась домой. С трудом несла по поселковой улице всё тот же старый, фанерный, оттягивающий руку чемодан.

Прошло уже четыре дня после Надиного исчезновения. Похоже было, что ей удалось бежать, иначе бы её уже давно нашли.

Ещё дважды за это время появлялся Генрих Штольц, требовал от Веры признаний. Но она стояла на своём — ничего не знала, сама в шоке. Билась в истерике, требовала сказать, где ребёнок.

В конце концов, от неё отвязались, пару дней никто её не трогал, а сегодня утром велели одеваться и уходить.

Вера еле волочила ноги. Внутри себя ощущала какую-то полнейшую пустоту. Куда она шла? Зачем? Что её ждёт дома?..

Понятно, что Генрих никогда не простит ей случившегося, ни за что не поверит, сколько бы она не отпиралась. Скорее всего, он отправит её в Германию.

Ну и пусть!

Что бы он с ней ни сделал, ей уже всё равно.

Лишь бы только Надя и ребёнок остались живы, всё остальное глубоко безразлично.

Она наконец дотелепалась до своего дома, неуклюже, задевая чемоданом о ступеньки, поднялась на крыльцо, открыла дверь и зашла внутрь.

Дома, как была в пальто, Вера тяжело опустилась на стул. Просидела так, в неподвижности и безмолвии, неизвестно сколько времени.

Потом всё же встала, разделась, открыла чемодан, начала разбирать вещи. Надо было хоть что-то делать, хоть чем-то себя занять.

Послышался приближающийся шум мотора. Вера вскочила, подошла к окну, ещё издали узнала машину Генриха. Зачем, ну зачем он приезжает?..

Неужели они поймали Надю?..

Вера так и застыла у окна. Испуганно смотрела, как автомобиль остановился, как сноровистый Пауль распахнул дверцу, как комендант неторопливо вылез из машины.

Напряжённо следила, пыталась что-то угадать по его лицу. Не заметила, как вещи выпали у неё из рук.