Ну а мой папа работал администратором. В детском саду.

До того дня, до той встречи в магазине, я всегда отвечал: «Ведет бухгалтерию в одной фирме», и у собеседника сразу становились такие глаза, словно он хотел сказать: «Вау!» – хотя что именно «вау», оставалось непонятным. Но если я сдуру, машинально, отвечал, что он администратор, то меня ободряюще похлопывали по плечу, как бы говоря: «Хреново, брат! Но ты держись там! Если что – обращайся, я всегда помогу!» – и разговаривали тем же снисходительным тоном, как если бы я сказал, что у меня брат с синдромом Дауна. В последнем случае меня иногда бросались обнимать, а еще иногда продавщицы в магазине делали скидку, с улыбкой говоря: «Вот, больше, к сожалению, не могу».

Один раз мне даже принесли соболезнования.

Ну а в то утро, в магазине, папа так ответил типу в галстуке:

– Моя работа – быть отцом. А в свободное время я заведующий печатями, исследователь смет на предмет расхождений, жилетка для воспитательниц и профессиональный футболист на переменах. И жанровый писатель…

– В каком жанре?

– Производственная драма.

– Да что ты такое говоришь, я не пойму? Намекаешь, что ты безработный?

– Нет, – улыбнулся папа. – Намекаю, что я администратор в детском саду.

– Да ну тебя! – со смешком отозвался тип.

– Честное слово.

– И как же ты до этого дошел? – спросил тот с каким-то чудным выражением лица, словно не знал, верить или нет.

– Ну, мне это, конечно, нелегко далось. Скажу тебе откровенно – чем я только не занимался, пока не получил это место! Работал в крупных фирмах, пользовался всевозможными привилегиями… но в конце концов добился своего.

Недоумение на лице типа все росло.

– Я мечтал об этом долгие, долгие годы, – продолжал папа. – Администратор… – Он очертил руками в воздухе прямоугольник, вроде рисуя табличку на двери кабинета, и принялся загибать пальцы, перечисляя преимущества: – Работа на постоянной основе. Бесплатная кормежка. Дети рассказывают тебе анекдоты. Молодые мамочки, – тут он заговорщицки подмигнул, – каждый день с тобой общаются, приходят записывать своих отпрысков… А ксерокопии! – воскликнул он после паузы, словно только что это вспомнил. – Всего два цента штука. Бесплатные звонки. В футболе на переменах ты всегда побеждаешь. Всегда. Компьютер такой медленный, что можно переделать кучу дел, пока он думает. Личное парковочное место. Списанные игрушки можно отнести домой и всех порадовать. Бесхозный велосипед, забытый кем-то сто лет назад, становится твоим служебным. В общем, миллион всяких вещей, о которых другие не могут и мечтать. И даже не догадываются.

– Э-э-э…

– А ты, Томмазо, кем работаешь?

– Я вообще-то Лука.

– Ой, прости, Лука! Да, так кем ты работаешь?

– Я адвокат.

– Ох! – Папа сморщился, точно ему медведь ногу отдавил. – Сочувствую. И долго тебе еще осталось?

Ну и дальше все примерно в том же духе. Хотя, понятно, в профессии адвоката ничего плохого нет.

В общем, что мне больше всего запомнилось из той встречи, так это мощная спасительная сила иронии. Я решил, что нужно взять это на заметку, если соберусь-таки писать инструкцию. Иронизировать. Доброжелательно. Обезвредить оскорбление, давая собеседнику понять, что быть другим – нормально и что у каждого из нас есть какой-нибудь синдром (как говорил мой приятель Давиде, спец по оладьям). Я задумался о создании видео, которое показало бы, какой сложной, удивительной и потрясающей личностью является мой брат.

Еще я понял, что нужно учиться говорить о брате так же легко и небрежно, как я говорю о других. То есть если он сотворил какую-нибудь очередную дичь, то можно, к примеру, сказать: «Ой, а мне брат такую заподлянку устроил, скотина!» Это не табу.

Сложность состояла в том, что если Витто это только веселило, то остальных, как правило, шокировало. Ну как ты можешь? Что ты себе позволяешь? Обзывать скотиной несчастного братика-инвалида?!

Да-да, брат утопил мой мобильник в бассейне. Вот скотина. Брат спер у меня деньги из кошелька. Вот скотина. Брат сказал своей подружке, что я играю в баскетбол как лох. Вот скотина. Да, мой брат может быть и скотиной, и заразой, и падлой, и всем этим вместе. Ты злишься на тех, кого любишь, потому что ты их любишь. И когда я научился называть брата скотиной, то почувствовал себя по-настоящему свободным.

* * *

Однажды вечером, перед ужином, мы с мамой, папой, Аличе и Кьярой были на кухне, а Джо играл в гостиной.

Я смотрел на них, и мне казалось, будто я вернулся на десять лет назад – в тот день, когда нашел синюю книгу со словом «даун» на обложке. Папа грыз миндаль, как и в тот раз. Мама резала овощи – правда, не перец, а кабачки. Аличе уткнулась в телефон. Кьяра держала чашку. Была зима, конец февраля. С улицы в комнату проникал слабый свет фонарей, вызывавший желание зажечь камин, нажарить каштанов и завернуться в одеяло.

– Я сегодня наблюдала замечательную сцену, – вдруг сказала мама.

Папа поднял голову от миндаля с таким выражением, будто он и не подозревал, что в комнате есть кто-то еще. Аличе не отреагировала. Кьяра выгнула шею, прислушиваясь.

– Какую?

– Я видела Джо…

– Ты его каждый день видишь.

– Да нет! Перед школой. Я смотрела, как он здоровается с одноклассниками. Вы обращали внимание, что он здоровается со всеми, от самых хулиганов до самых ботаников? И что для каждого у него особое приветствие?

– По-моему, с хулиганами он здоровается гораздо сердечнее, чем с ботаниками, – сказал я.

– И что меня поразило, – продолжала мама, не обратив на мои слова внимания, – так это то, что ему все улыбаются.

– Ну понятно. Он же у нас шутник.

– Как в тот раз, когда мы с тетей Федерикой ходили в дом престарелых, – вспомнила Аличе. – Он увидел всех этих унылых стариков, надел на голову мусорную корзину и стал бегать по комнате.

– В любом случае, как бы он там ни приветствовал этих хулиганов, его постоянная пассия – Джулия, – отозвалась Кьяра. – Он говорил, что хочет на ней жениться.

Аличе подняла голову и выпрямилась:

– Очень тяжко ему будет, когда он узнает, что не может жениться.

– Почему это? – спросил папа, не переставая таскать из пиалы миндаль.

– Как почему?

– А что значит для него свадьба? Подумайте сами. Нарядная одежда, праздник. Ну, хорошо, мы нарядимся, устроим праздник.

– А если он захочет детей? Подарим ему куклу?

– Ну, тут уж мы скажем, что у него не может быть детей. И аналогию приведем: вот Джакомо знает, что ему не стать профессиональным баскетболистом, хоть он и хочет этого больше всего на свете.