А он боялся голову повернуть, держался за руль ни жив нимертв. От нервов рванул на обгон прямо перед носом у встречного грузовика, едване впаялся.

Зато когда Мария медленно, задумчиво кивнула, да не одинраз, а дважды, его прямо обожгло.

От нахлынувшего счастья, от разом скинувшего скоростьМетронома Сергей понес чушь:

– Ну и правильно. Не пожалеешь. Ты еще не знаешь, кто я. ЯСергей Дронов. Слыхала про такого?

Она помотала головой, озадаченно приподняла брови.

– Да ты чего? – поразился он. – Про меня по телевизорудокументальное кино сколько раз крутили. «Сокола полет» называется. И вновостях. Я двадцатичетырехкратный чемпион мира, у меня мировых рекордов…

Тут она прыснула – по-девчоночьи, прикрыв рот ладонью, иДронов заткнулся, покраснел. Хрен знает, чего она захихикала. Хорошо еще, еслив значении «ну ты здоров врать» – это дело поправимое. Только, похоже, смех былне то чтобы недоверчивый, а такой… Ну вроде как взрослому человеку потешно,когда карапуз своими фантиками или игрушечными машинками хвастается. Вот какойэто был смех.

Разозлился Сергей, обругал себя: ну чего ты мельтешишься,козлина, чего шестеришь? Обычная подмосковная девчонка, просто красивая очень.Ладно, поправился он, пускай не обычная, пускай особенная. Очень возможно, чтовторой такой на свете нет – ни в Америке, ни в Азии, нигде. Но все равно ведьженщина. Что он, бабских примочек не знает? Ведь взрослый мужик, так и ведисебя по-взрослому, по-мужиковски.

– Приодеть бы тебя, – сказал он, глядя на ее плащик инитяные чулки. – Ну и вообще. Макьяжик там, маникюр-педикюр. Ты как, не противтакого предложения?

Хотел бы он посмотреть на девчонку, которая была бы против.

Мария в первую минуту вроде как не поняла, слегка наморщилалоб. Потом тряхнула челкой, энергично кивнула.

Точно – девушка как девушка, отлегло у Сергея. И улыбаться,оказывается, умеет по-нормальному. А на переносице у нее, он только сейчасразглядел, бледно-золотые пятнышки веснушек. Ну подумаешь – веснушки, но отэтого открытия сердце чуть снова не соскочило в Режим, однако передумало итолько быстро сжалось-разжалось. Наверно, это и называется «нежность», пришлоДронову на ум слово, которого он никогда в жизни не употреблял и всегдаполагал, что оно придумано для книжек.

Раз такое дело, Сергей не стал в Жучиловку заезжать, дунулпрямо на Калининский, в Центр Красоты.

Директор недавно участок взял под дачу, так что Дроновавстретил как дорогого гостя. Поцеловал спутнице, руку, на редкостную еевнешность внимания не обратил (наверно, объелся красотой на работе) и сразупристал, нельзя ли силикатного кирпича и щебенки достать, через АндреяВениаминовича, Мюллера то есть.

– Видали? – перебил Сергей, показывая на Марию. – Человекпрямо из экспедиции, в чем была. Геолог, два месяца в тайге. От холодов дажеголос потеряла. А вечером нам в итальянское посольство на прием. Обслужите пополной программе. Маски там всякие, массаж, ноготочки – ну, сами знаете.Косметику, понятно, не польскую, а французскую…

Директор подхватил:

– Для вас, Сергей Иванович, из сейфа настоящий «Ланком»достану, только что получил набор из новой коллекции. И насчет волос небеспокойтесь, позвоню Альбине Петровне в «Чародейку». Там сегодня Пьерработает, пусть отменит кого-нибудь из клиентов. Возвращайтесь к шести, неузнаете свою даму. Так как насчет кирпича и щебеночки?

– Без проблем.

С Калининского Сергей дунул в цековский распределитель заделикатесами, потом сгонял на центральный рынок, оттуда к Ванде, волшебнице почасти шмоток – отоварился на четыре с половиной штуки. Квартира у Ванды вродесклада – обувные коробки до потолка, шкафы с тряпьем, ящики разныхколготок-шарфиков, черт ногу сломит. Пришлось звонить в Центр Красоты, чтобМарии померили талию, бедра, ступни. Выбрал всё самое лучшее, на свой вкус.

Короче, еле-еле к шести поспел на Калининский.

Но мог бы особо не торопиться, над Марией колдовал великийпарикмахер Пьер. Сотню возьмет, не меньше. Да хоть две.

Передал Сергей ассистентке пакеты, коробку с обувью. Сел вкресло ждать. Листал журнал «Бурда», волновался.

Мария вышла без четверти семь. Такая, что у Дронова журнална пол выскользнул.

Нет, она не стала красивей, потому что некуда. Но из чумазойзолушки превратилась в такую фифу – на любой, самый крутой вернисаж приведи,будет королевой. Не зря Сергей отстегнул чумовые бабки за гипюровую блузку,сквозь которую просвечивал лиловый лифчик, на кожаную мини-юбку, на замшевыесапоги выше колен и красные сетчатые колготки.

Мария с любопытством разглядывала себя в зеркале, хлопаяприклеенными ресницами – то так повернется, то этак. Потрогала волосы,растрепанные, будто на сеновале ночевала. Хихикнула.

– Мадемуазель, укладку не трогаем, – переполошился Пьер,горделиво оглядывавший свое творение. – Это деликатная конструкция. И по улицене ходить. В машину, из машины, и только.

Небрежным жестом взял у Дронова бумажку.

– Мерси. Забирайте вашу болтунью. Ни слова за час. Впервыевстречаю такую клиентку. Конечно, к такой стильной прическе больше подошел бычерный коктейль-дресс и открытые туфли на каблуке. А вот это уж совсем лишнее,– скривившись, ткнул Пьер на красные колготки.

Марию его слова, кажется, встревожили. Она снова посмотрелана себя в зеркало, потом на Дронова. Как он любил у женщин этот взгляд –неуверенный, сомневающийся.

Показал ей большой палец и закатил глаза. Она засмеялась.

– Ничего, после сама решит, что ей нравится. Выбор есть.

Что правда, то правда – всё заднее сиденье джипа былозавалено пакетами, свертками и коробками.

Перед тем, как забрать Марию, Дронов успел заскочить в«Прагу», велел оставить столик на двоих, с видом на Арбатскую площадь, нотеперь подумал: на фиг «Прагу». Домой, и чтоб вокруг никого. Вдвоем.

Сев в машину, Мария почти сразу уснула. Наверно от избыткавпечатлений. Дронов вел джип ровно-ровно, никогда так не водил. В левый ряд невыезжал, даже никого ни разу не обогнал. Сердце у него в Режим неперескакивало, но трепетало на самой грани. На светофоре смотрел на девушку неотрываясь, и всё ему мало было.