Илья сразу подхватил Алису на руки, понес наружу. Надо срочно в больницу. Марина поднялась на ноги, пошатнулась — силы ее совсем оставили. И поплелась следом, но замерла, расслышав тихий голос Хайша:

— Твоя машина в центре.

Сам он оторвался от псины, зализывающей в боку рваную рану, и уверенно направился на выход. Сейчас уже Марина просто не могла не спросить:

— Твоя гончая будет в норме?

— Да. У них демоническая регенерация.

Больше никто ничего говорить не стал. Марина сделала вид, что ей плевать на смерть другой собаки. Но притом не могла не думать, что если бы не эти псины, то вряд ли бы сегодня хоть кто-то уцелел. И если бы не хранитель… Алиса на руках Ильи впала в какое-то забытье. Переломы открытые — кровь проступает сквозь джинсы. Возможно, кости нормально срастутся, но хранителя она потеряла безвозвратно.

В больнице оформили Алису, ей поставили обезболивающие и успокоительные, увезли в операционную. Такие переломы просто не сращиваются, да и вообще неизвестно, сможет ли Алиса стать такой же, как была. Впереди еще тягостные разговоры с родителями — о том, как они оказались в загородном доме, откуда такие разрушения. Вранье, вранье и еще раз вранье. Видимо, потому никто и не спешил расходиться. Сидели втроем в безлюдном коридоре на неудобной лавке, каждый думая о своем.

Молчание нарушил Хайш:

— Рассветник, ты же вызвал своих? Когда они явятся?

— Утром, — таким же уставшим голосом ответил Илья.

— Но мы уничтожили всех демонов, — заметил Хайш.

— Не всех. Один остался.

Марина сидела между ними с закрытыми глазами. Она не хотела вмешиваться, не хотела формулировать никакого мнения. Хайш поднялся на ноги:

— Тогда дайте мне время, чтобы забрать пса и убраться из города.

— У тебя два часа.

И демона как ветром сдуло. Марина и по этому решению высказываться не хотела. Илья теперь не мог запросто забросить Хайша в мясорубку, даже продолжая считать его тварью, заслуживающей смерти. Ведь демон и его Шарик временно оказались на их же стороне. Быть может, светлые от темных тем и отличаются: они не могут не придавать значения подобным вещам.

Хайш долго стоял в палате и смотрел на нее.

Алиса спала. Пройдут недели, когда ее раны заживут, но прежней она уже не станет. Иногда он приходил и днем, но оставался невидимым. Он не знал, с чего полагается начать такой разговор. Но сегодня крайний срок.

Город наводнен рассветниками. Многие остались, чтобы помочь с текучкой, раз уж все равно явились. И в присутствии такого количества контролеров Хайшу лучше не высовываться. Про «забрать пса» он здорово преувеличил: Шарик постоянно присутствовать в материальном мире и не умел. Есть некая завеса — та самая, за которой долгое время могут прятаться духи и демоны, там и проводят почти все свое время гончие. Они спят, пока хозяин не призовет их. Их… Хайш по привычке продолжал думать во множественном числе, хотя гончая у него осталась одна. Он мог создать вторую — повторить тот же трюк, но это почему-то казалось неправильным. Как если бы он хотел заполнить пустоту, воспроизвести прошлое ощущение. Но у каждой гончей свой характер и свое призвание, второго Ксенофонта не будет. В одну реку дважды не войдешь, как любят повторять людишки, не имеющие ни малейшего представления о реальном течении времени.

Но будь у него сейчас даже десяток гончих, через всех рассветников не пробьешься. Чтобы победить, надо проиграть. Сесть на берег реки и выжидать, когда по ней поплывут трупы врагов. То есть отставить в сторону сиюминутное желание и убраться из города. Чтобы вернуться намного позже или найти разлом в другом месте. Сколько каждый день появляется новых медиумов? Вот этот первый момент осознания ими дара — и есть самый важный. Тогда они еще не знают своей силы, потому она стихийна, накатывает волной. Экстрасенс, уже научившийся управлять способностями, разлом не почувствует, поскольку четко делит позитивную и негативную энергию. Вторая со временем перестает задевать, иначе бы они долго не протянули. Но новоиспеченные «зрячие» зрят так, как нужно. У Хайша впереди вечность и берег реки, чтобы дождаться такого. Но и отказаться сразу от предыдущей идеи непросто.

Хайш материализовался, подошел к постели и пододвинул стул. Лицо Алисы опухшее — она ревет почти круглосуточно, а потом отрубается для болезненного сна. Пока не может привыкнуть к изменению своего существования, ей очень непросто — она не стала равна другим людям, теперь она слабее. Она даже понятия не имела раньше, от скольких опасностей берег ее хранитель. Сейчас она больше похожа на ребенка, которому надо учиться не совать пальцы в розетку или разбираться в людях.

Пришлось кашлянуть погромче, чтобы разбудить.

Она уставилась сонными глазами на демона, но лицо почти мгновенно прояснилось:

— Хайш! Я так надеялась, что ты придешь!

Реакция удивила, но Хайш легко улыбнулся — не так-то часто ему рады:

— Я не мог прийти раньше. Рассветники выгнали меня из города.

— Да, Марина говорила. Но я все равно надеялась, что перед отъездом ты заглянешь. Это как долг, который я обязана вернуть. Поблагодарить тебя.

Ах, вон к чему эта неуместная доброжелательность? Хайш поморщился, но Алиса его реакцию восприняла по-своему:

— Не отрицай. Я хорошо все помню, Хайш. Знаю, почему мне помогали Марина и Илья — я их друг, и это их дело. Они считали себя обязанными. Но ты обязан не был. И ты сбежал бы в любой момент, если бы захотел. Марина могла умереть за меня — я в этом и раньше не сомневалась. Так бы и случилось, если бы не ты. А ты был в миллиметре… Мне жаль твоего пса, Хайш.

Итак, чувство благодарности, перемешанное с чувством вины. Люди так примитивно устроены! Сочетание идеальное, только ленивый не воспользуется:

— Что ж, раз так, то ты знаешь, чем можешь меня отблагодарить.

Алиса едва заметно побледнела и заговорила чуть медленнее:

— Уверена, если бы хранитель остался жив, то сказал бы тебе про разлом. После того, что ты сделал, даже он бы сдался. А я не знаю.

Врет. Хайш это еще днем почувствовал, но последний демон был очень силен — он ложь распознает на раз. И потому тогда зациклился на Алисе. Собственно, потому же Хайш и не сбежал. Он в самом деле рисковал своей жизнью, но не ради нее самой, а из-за бесценной информации.

Сейчас она напряглась, надо подрулить издалека, а уже после переходить к угрозам:

— Как тебе живется без хранителя?

Она вздрогнула:

— Пока не поняла. Но раньше я и не знала, что такое депрессия. Просто не знала! Я раздавлена, и не умею с этим бороться. Все заживает не так хорошо, как могло бы. Позвоночник травмирован. И я каждую секунду думаю о том, что с хранителем все выходило бы иначе… Мама с папой сначала перепугались, а потом прямо тут, в палате, развели скандал — спорили, кто меня так воспитал, что я ночи провожу у непонятных людей. И если бы не рухнувшая балка, то они бы так и не узнали.