— Неплохо, хотя открылась я совсем недавно. Работа в школе меня не устраивала. Нет, мне не было скучно, просто это не для меня. А здесь я счастлива.

— Дорогая, как это чудесно! — Энн снова пришло в голову, что Шейн вовсе не безнадежна. Для того чтобы открыть свое дело, нужны мозги и решительность. — Как приятно знать, что жизнь у тебя налаживается, особенно потому, что моя жизнь сейчас меня совсем не радует. Ведь я развелась с Лесли.

— Вот как? — Шейн приподняла бровь. Равнодушие дочери на миг смутило Энн, но лишь на миг.

— Ты представить себе не можешь, — продолжала она, — как я в нем ошибалась! Я очень его любила и так обманулась, думая, что он добрый и славный человек. — Она не стала уточнять, что Лесли не удалось добыть для нее несколько ролей, которые должны были, по ее мнению, принести ей громкую славу, и тогда она начала окучивать другого продюсера. — Что может быть ужаснее, чем разочарование в любимом человеке?

«Ничего, тебе не впервой», — подумала Шейн, но вслух ничего не сказала.

— Последние месяцы, — вздохнула Энн, — принесли мне немало горя.

— Да, всем нам пришлось нелегко, — согласилась Шейн. — Бабушка умерла полгода назад. Ты не соизволила приехать на похороны. У тебя даже не нашлось времени позвонить или послать телеграмму. Ты так и не ответила на мое письмо.

К этому Энн подготовилась. Печально вздохнув, она уронила взгляд на свои мягкие холеные руки.

— Я ужасно себя корила, дорогая. Но у меня заканчивались съемки фильма, и заменить меня было некем. — Ее прекрасные глаза наполнились слезами. — Детка, не будь ко мне жестока. Я не могла… я просто не могла положить слова на бумагу. Бабуля хоть и была стара, но я думала, она будет жить вечно. — Вынув из кармана шелковый платок, Энн осторожно, чтобы не смазать тушь, промокнула глаза. — Получив твое письмо, я была вне себя от горя. Кому, как не тебе, понять мои чувства? Ведь она вырастила меня. — Энн всхлипнула. — Мне до сих пор кажется, что она на кухне, хлопочет у плиты.

Оттого что этот образ рвал и ее сердце, Шейн опустилась на колени у ног матери. У нее не было родных, не с кем было разделить мучительные, тоскливые часы и дни, которые наступили, когда прошло оцепенение. Пусть их с матерью ничего не связывало на протяжении всей жизни, но, может быть, свяжет это горе?

— Я понимаю, — глухо проговорила она. — Мне самой ужасно ее не хватает.

Энн обрадовалась, видя, что ее маленький спектакль возымел успех.

— Шейн, пожалуйста, прости меня. — Энн схватила дочь за руки и добавила дрожания в голос. — Я знаю, что поступила дурно, не приехав. Мне нет оправдания. Мне недостало сил. Даже сейчас, когда я думаю… — Она осеклась.

Шейн погладила ее по мокрой щеке.

— Я понимаю. Бабушка тоже поняла бы.

— Она всегда хорошо ко мне относилась. Если бы только нам увидеться еще раз.

— Не надо так. — Те же самые мысли преследовали Шейн после похорон. — Я знаю, что ты чувствуешь, но лучше вспоминать хорошее. Она была счастлива в этом доме, возилась в огороде, консервировала овощи.

— Она любила этот дом, — пробормотала Энн, ностальгическим взглядом обводя старую летнюю гостиную. — Мне кажется, ей бы понравилось то, что ты здесь сделала.

— Ты думаешь? — Шейн с надеждой заглянула во влажные от слез глаза матери. — Я была уверена, но все-таки иногда…

— Конечно, ей бы понравилось, — заверила ее Энн. — Наверное, она оставила дом тебе?

— Да. — Шейн смотрела по сторонам, вспоминая, как здесь было раньше.

— Значит, было завещание?

— Завещание? — Шейн растерянно оглянулась. — Да, бабушка составила его несколько лет назад. Когда сын Флойда Арнетта сдал экзамен на нотариуса, она сразу пошла к нему. Она была его первой клиенткой.

— А землю? — спросила Энн, пытаясь скрыть нетерпение.

— И землю тоже. Были еще кое-какие акции, но я продала их, чтобы заплатить налоги и оплатить расходы на похороны.

— Она все оставила тебе?

— Да. Сбережения пошли на ремонт дома и…

— Врешь! — обрушилась на нее Энн, отталкивая ногой. — Она бы не оставила меня без гроша!

Шейн была так ошарашена, что первое время не могла двинуться и оставалась сидеть на полу.

Голубые глаза матери сверкали, прекрасное лицо побелело от гнева. Раз или два Шейн доводилось видеть ее в таком состоянии — когда бабушка отказывала ей в ее просьбах. Она медленно поднялась, зная, что сейчас нельзя делать резких движений, потому что мать, впадая в бешенство, способна на все.

— Бабушка и не думала оставлять тебя без гроша, Энн, — спокойно сказала она, хотя внутренне была далека от спокойствия. — Она знала, что дом и земля тебя не интересуют, а после уплаты налогов на наследство осталось не так уж много денег.

— Ты что, за дуру меня держишь?! — хрипло вскричала Энн. Ее карьеру губил больше характер, чем бесталанность. Она то и дело скандалила с режиссерами и коллегами-актерами. Вот и сейчас, когда терпение и нужные слова помогли бы ей добиться своего, она спустила на Шейн всех собак. — Я отлично знаю, что деньги она припрятывала и сундучила где-то в банке! Мне приходилось каждый пенни у нее выпрашивать, когда она была жива. Но я получу свою долю!

— Она давала тебе, что могла. И больше ничего нет.

— Что за чушь ты несешь? — Энн оттолкнула ее и направилась на второй этаж.

Шейн не верила собственным ушам. Как можно быть такой бесчувственной? И как она могла снова повестись на обман? Нет, пора положить этому конец, раз и навсегда.

Она бросилась вслед за матерью.

Энн была уже в спальне. Подняв крышку секретера, рылась в бумагах. Шейн не раздумывая подбежала к ней, захлопнула крышку.

— Не трожь! — угрожающим тоном воскликнула она. — Не смей трогать мои вещи!

— Я хочу видеть банковские книжки и завещание. — Энн бросилась вон из комнаты, но Шейн удержала ее, с силой схватив за руку.

— Ты ничего не увидишь в этом доме. Он мой!

— У тебя есть деньги! — завопила Энн, вырываясь. — Ты их прячешь!

— Я ничего не прячу. — Гнев, накопленный за годы отвергнутой любви, забурлил в крови Шейн. — Если ты хочешь увидеть завещание, найми себе адвоката. Но этот дом принадлежит мне. Я не позволю тебе копаться в моих бумагах.

— Ах вот как ты заговорила! — Глаза Энн превратились в две узкие щелки. — А то все простушкой прикидывалась!

— Откуда тебе знать, какая я? Тебе никогда не было до меня дела. Но это было не важно, потому что у меня была бабушка. И ты мне не нужна. — Эти слова принесли Шейн некоторое облегчение. — Иногда мне казалось, что я тебя люблю, когда ты приезжала вся такая загадочная и прекрасная, будто не из этой жизни. Я еще не знала, до чего это близко к правде — ведь в тебе все фальшивое. И тебе плевать было на бабушку. Она знала это, но все равно любила тебя. Но не я! Я даже ненавидеть тебя не могу. Ты мне противна.