– Магазин начинает выглядеть так же, как при Айрис, – сказал Амос. – Мне это нравится, но я просто не владею ее ноу-хау и не знаю, что к чему.

– Я могу это понять, но, Амос, повторю, что для меня эта работа временная. На следующей неделе мне нужно серьезно заняться рассылкой резюме, и я надеюсь, что к осени уеду отсюда. – Она перешла к следующему стеллажу и взялась за работу.

В полдень магазин опустел, и Амос объявил, что собирается в кафе купить обед для всех троих, поинтересовавшись у Крикет, какой гарнир к гамбургеру она предпочитает.

– Майонез, никаких маринованных огурцов или лука, а вместо жареной картошки – картофельные шарики, – заказала она.

– Мне то же самое, – отозвалась Дженни Сью из глубины зала. – И я возьму сладкий чай из нашего холодильника, чтобы вам не тащить так много.

Когда Амос вышел из магазина, Крикет произнесла:

– Спасибо тебе, Дженни Сью.

Дженни Сью вышла из-за стеллажей и присела на диван.

– Тебе было больно произносить эти слова? Обезболивающая таблетка не нужна?

– Больнее, чем ты можешь себе представить, – призналась Крикет.

– Почему ты меня ненавидишь?

– Ненависть – это слишком сильно сказано и не совсем то, что я чувствую к тебе, Дженни Сью.

– Тогда в чем же дело?

Крикет глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Даже не знаю. Возможно, мне хотелось того признания, которое всегда было у тебя, когда мы росли. Ты вписывалась в любую компанию, а я – нет.

– Может, ты так и думала, но я всегда чувствовала себя чужой в этих компаниях, – ответила Дженни Сью. – Я когда-нибудь говорила тебе, как мне нравилось, когда твоя мама приносила шоколадные кексы на наши школьные вечеринки? Мне очень хотелось взять у нее рецепт той глазури. Она покрывала кексы толстым слоем, как помадка.

Крикет медленно покачала головой.

– Этот рецепт теперь хранится в церковной кулинарной книге. Ее кексы были самодельными. А мне очень нравились те, что присылала в класс твоя мама. Прямо из пекарни, они выглядели так красиво. А у моей мамы они были совсем простенькие.

– Но они были намного вкуснее купленных. Думаешь, мы когда-нибудь сможем стать друзьями?

Крикет снова замотала головой.

– Наверное, нет, но сейчас я не испытываю к тебе такой неприязни, какая была еще на прошлой неделе.

– Думаю, это шаг в правильном направлении, – сказала Дженни Сью.

– Рик говорит, что я слишком прямолинейна.

– Он прав, – согласилась Дженни Сью. – Но в этом есть и положительная сторона. Общаясь с тобой, человек знает, как ты на самом деле к нему относишься.

– Ты всегда должна говорить что-то приятное? Из-за этого тебя очень трудно ненавидеть, – вздохнула Крикет.

Прежде чем Дженни Сью успела ответить, Амос, толкнув спиной дверь, зашел в магазин с большим бумажным пакетом.

– После того как мы поедим, я собираюсь поехать в Абилин навестить брата и пробуду там до позднего вечера. Я оставлю ключи на прилавке, Дженни Сью, так что сама закроешь магазин и откроешь с утра, – сказал Амос. – Все-таки здорово, что три дня в неделю у меня есть помощница. Наконец-то я могу расслабиться на пенсии.

Дженни Сью пенсия светила лишь в далеком будущем, да и то при условии, что она найдет хорошо оплачиваемую работу с твердыми социальными гарантиями. Ну а пока приходилось довольствоваться малым.

* * *

В тот вечер, после ужина, по щиколотку в грязи, Дженни Сью собирала зеленые бобы с лоз, которые Рик насадил на шпалеру. Жаркий ветерок трепал листья на кукурузных стеблях и доносил обрывки мелодии, которую Рик напевал себе под нос. Потом вдруг заросли расступились, и его лицо возникло прямо перед ней.

Заходящее солнце осветило шрам на его челюсти, и Рик машинально потянулся к нему рукой, когда перехватил ее взгляд.

– Он уродливый, я знаю, – сказал он.

– Я так не думаю. – Она сделала шаг вперед и прикоснулась к рубцу.

– Ну, тогда ты, наверное, единственная, кто так не думает. – Он выбрался из травы и уселся на узкую полоску земли, разделяющую посевы бобов и кукурузы. – Давай сделаем небольшой перерыв. У меня корзина полная, а твоя так и вовсе переполнена.

Она села рядом с ним.

– Тебе не хотелось возвращаться сюда, на ферму?

Он пожал плечами.

– У меня не было выбора.

– Наверняка были какие-то другие варианты, – сказала она.

– Можно было бы устроиться охранником, но даже это сомнительно с моей-то хромотой. А как насчет тебя, Дженни Сью? Что ты здесь делаешь?

– Пытаюсь уговорить отца дать мне работу в компании, но пока безуспешно. То, что произошло, поставило крест на твоей карьере, да? – спросила она.

Его взгляд был по-прежнему устремлен куда-то в сторону заката.

– Да, так и есть. Меня подлатали, поставили на ноги и комиссовали из армии. Я усомнился в существовании Бога, который позволил такому случиться со мной. Еще двадцать шагов – и я сидел бы в вертолете, со своей командой, живой и здоровый. Но, сделай я полшага назад, меня бы доставили домой разорванным на куски. – Он все еще был сосредоточен на чем-то далеком.

– Я тоже усомнилась в Боге, но мы оба знаем, что это не Его воля. Нам просто нужно кого-то обвинить. – Она задалась вопросом, переживает ли он сейчас все это заново и, возможно, не в первый раз.

Рик резко повернул голову и посмотрел на нее.

– В чем ты его обвиняешь?

– Во-первых, в том, что меня продали, как мешок комбикорма.

– Что? – Рик нахмурился.

Она поделилась с ним тем, что рассказал ей отец о Перси и приданом.

– Никто об этом не знает, поэтому я предпочла бы, чтобы ты держал это в секрете. После всей этой истории я чувствую себя грязной дешевкой.

Рик протянул руку и положил ее на плечо Дженни Сью. И снова возникла эта химия – электрические разряды, флюиды или что там еще называют люди.

– Никогда не думай так о себе, Дженни Сью. – Его протяжный голос смягчился. – Ты – удивительная женщина, и любой парень чувствовал бы себя счастливчиком рядом с тобой. Перси следовало бы пристрелить.

– На самом деле мне уже все равно. Он мне совершенно безразличен. Если его поймают, он ответит за все сполна. Если ему удастся скрыться, он будет всю оставшуюся жизнь оглядываться через плечо, – сказала она.

– Так ты простила свою мать?

– Пока нет, но я работаю над этим. Если я не смогу простить ее, это будет терзать меня до конца моих дней. Я не хочу, чтобы кто-либо, даже моя мать, имел такую власть надо мной. – Она накрыла его руку ладонью. – Я рада, что ты выжил.