– Белка! – позвала я, прекрасно понимая, чтодевчонка конечно же стоит за дверью и слушает.

Она тут же влетела в комнату.

– Папа согласен! – объявила я.

– Ура! Папуля! Ура!

Она повисла у него на шее.

– Ну, вы тут поговорите, а я пойду полежу.

Я ушла к себе. У меня отчаянно разболелась голова.

А ведь предстоит бессонная ночь, надо немножко привести впорядок мысли и чувства.

Подумать только, с какой легкостью и Костя и Белка относятсяк переменам в своей судьбе. А о Варваре как будто и не помнят. Какая бы она нибыла, но ведь ей предстоит разом лишиться всего. И мужа и дочери. И еще вопрос,как она это перенесет. Я всегда терпеть ее не могла, но сейчас мне ее сталожалко. Что это – женская солидарность? Или просто все чувства у меня обостреныиз-за Макса?

Макс… Какой он все-таки милый… Заметил, что у меня телефонрезиночкой перетянут, я как раз думала, что надо купить новый, когда получуденьги, а он… Это значит, что он внимательный. А что может быть дороже вниманиядля женщины? И тут я вспомнила, что скоро поеду в Таллин! Три дня в Таллине сМаксом… Три упоительных дня. Пусть даже он будет очень занят, все равно… К тому,же я уверена, он сумеет освободить себе какие-то часы… Мы будем вместе… Япокажу ему свой любимый город. Конечно, январь далеко не лучшее время вТаллине. Дни очень короткие, ветер с моря иногда так задует, что толькодержись, но какое это имеет значение, если мы будем вместе? И согретая мечтой опрогулках по холодному Таллину, я уснула. Пробудилась я от громкого крикаКости:

– Маруська, где ты там? – И тут же его головапросунулась в дверь:

– Дрыхнешь, что ли?

– Дрыхну, а что, нельзя?

– Можно, можно, но надо поговорить!

– О чем еще? Ладно, заходи, садись!

Он сел в ногах.

– Маруська, что за история с таинственным незнакомцем?

– Я про это знаю ровно столько же, сколько и ты.

– Белка мне сообщила; что у тебя все-таки хватило умапоменять замки. Но меня интересует, у кого же были твои ключи?

– Я в какой-то момент даже на тебя подумала, но Лизасказала, что ты в Америке. В конце концов этот человек ничего плохого несделал, а рано или поздно ему эта игра надоест и он признается.

– Значит, по-твоему, это розыгрыш?

– Не исключено. Честно говоря. Косточка, мне уженадоело гадать, кто это.

– А теперь, сестренка, еще один вопрос… Ты, конечно,можешь послать меня к чертовой бабушке… Замечательный Макс, о котором мнерассказала Белка, это Мартьянов?

– Да, – кивнула я, стараясь скрыть бросившуюся влицо краску.

– И что у вас за отношения?

– Любовь!

– Любовь? Не надо, сестренка! Он не тот человек…

– Почему? Что ты о нем знаешь? Что он нравитсяженщинам? Разве это плохо? Ты вот тоже нравишься женщинам, ну и что?

– Сравнила куцего и зайца! – засмеялсябрат. – Я им просто нравлюсь, а от него они мрут как мухи.

Сумасшедшее обаяние! Тебе это нужно?

– Мне это просто необходимо! Мне, кажется, никто иникогда не нравился так… Костенька, миленький, расскажи мне о нем!

– Ну вот, приехали! Что я могу о нем рассказать? Я егоне видел лет восемь, не меньше. Мы вместе плавали на байдарках, в компании онбыл вполне хорош, надежный, с золотыми руками, веселый, песни под гитару пел.

– И что в этом плохого?

– Да ничего… Просто он не для тебя. И к тому же прочноженат.

– Почем ты знаешь, что прочно?

– Да вот не далее как месяца три назад мы с однимприятелем вспоминали наши походы, вспомнили и Макса, и приятель сказал, что онженат все на той же женщине. Очень просто.

– Но это же как раз хорошо о нем говорит! И потом,Косточка, я совсем не хочу замуж. Я просто хочу любви… Понимаешь?

– Понимать-то я понимаю, но почему именно Макс? Хотяэто как раз неудивительно, по нему все бабы с ума сходят. Но я не хочу, чтобымоя любимая единственная сестренка была как все… Слушай, Маруська, лучше я тебеиз Европы жениха привезу, какого-нибудь богатого фирмача или крупного ученого,а? Как ты на это смотришь?

– Да ну тебя, Костя, я с тобой серьезно, а ты всешутишь…

– Ох, сестренка, не умею я серьезно про все эторазговаривать, тем более с женщиной, да еще на трезвую голову.

– Да, права была Анна Андреевна… – вздохнула я.

– Какая Анна Андреевна? – не понял Костя.

– Ахматова. Она говорила, что мужчины – это низшаяраса.

– Да? Интересно! Насколько я тебя знаю, ты простохочешь сказать, что я такой же козел, как все мужчины, но поскольку я толькочто приехал и вообще на носу праздник, ты привлекла на помощь Ахматову, верно?

– Верно, верно, – засмеялась я.

– А Макс твой не козел?

– Нет, он исключение, подтверждающее правило.

– Ах вот как? Хорошо бы. Но, конечно, сестренка, этотвое сугубо личное дело, в кого тебе влюбляться. Но давай договоримся: если втечение года, нет, даже полугода, ты ни разу не объявишь его козлом, даже вглубине души, я выполню любое твое желание, а если объявишь, то с тебя…

– Тогда я тоже выполню любое твое желание, если,разумеется, оно будет мне по карману.

– Идет! Ты девушка честная и не обманешь меня, я знаю.

– Можешь быть уверен!

Новый год мы встретили очень приятно и уютно.

Костя был в ударе. Веселил нас рассказами об Америке,которая ему не понравилась. Вспоминал наши с ним детские проделки, уморительнокомментировал происходящее на телеэкране. – Вкусный ужин, шампанское,прелестная елка, на которой я зажгла настоящие свечки…

Не выношу эти электрические гирлянды. С боем кремлевскихкурантов я мысленно чокнулась с Максом и загадала: пусть в новом году у менябудет работа и Макс, а больше мне ничего не нужно.

На три часа у нас было заказано такси для Лизы и Белки.Костя поехал их проводить, а я быстро прибралась и постелила Косте в гостиной.Ах хорошо, красиво, елка, живые цветы… И пахнет так, как должно пахнуть в Новыйгод – хвоей, мандаринами, свечками. Я открыла форточку и села в кресло. Давноуже мне не было так хорошо в Новый год. Мир и покой в душе, любовь…

Хотя покой и любовь не сочетаются между собой, но сейчас яощущала это именно так… Потом встала и отнесла к себе в комнату подаренныеМаксом тюльпаны.

Но кто же все-таки прислал хризантемы? Так этот человек и необъявился, хотя я надеялась, что в Новый год он все-таки даст о себе знать. Этонемножко тревожило, но не слишком. Когда Костя вернулся, мы с ним открыли ещебутылку шампанского и до утра обсуждали его будущую жизнь. И легли лишь ввосьмом часу, благо первого января можно спать сколько влезет.