Если в своем последнем письме к Надежде Клеменс писал, что оставил ей достаточно, чтобы вырастить ребенка, значит, Строгалева знала, где спрятана фигурка и что именно в ней находится? Получается, возлюбленный рассказал ей об этом в ту последнюю встречу перед ее отъездом в Ленинград. Господи, и что же это такое было?

Не выдержав неторопливости тетушкиного рассказа, Снежана задала этот вопрос вслух.

– Пуговица, – ответила Елисеева-Лейзен. – Ты представляешь?

– Пуговица? – глупо переспросила Снежана. – Какая еще пуговица? Разве она может стоить целое состояние?

Теперь в голосе тетушки слышалось удовлетворение. Она была страшно рада, что сумела заинтересовать и заинтриговать племянницу.

– Еще как может. Дело в том, что это была шубная пуговица. Марк Шварцман же торговал мехами. Даже у современных шуб есть одна крупная пуговица у самого горла, ну, ты знаешь.

Да, Снежана знала.

– Так вот это была именно такая пуговица. Изначально восемнадцатого века. Серебряная. Со вставкой из настоящего перламутра, обрамленной четырнадцатью изумрудами.

– Ничего себе!

– Это еще не все. Самый крупный изумруд весил четыре карата, самый маленький – один карат. Шесть изумрудов весили по три карата каждый и еще шесть – по два.

– Тетя! Сколько же эта пуговица может стоить? – Снежана внезапно охрипла.

– С учетом, что изумруды в ней эксклюзивные, а не коммерческие и обладали прозрачностью и глубиной цвета, то по нынешним временам, как сказал мой ювелир, который, сама понимаешь, понимает, о чем говорит, их стоимость составляет примерно восемь-девять тысяч долларов за карат, плюс антикварная стоимость вещи.

Снежана быстро посчитала в уме. Получалось, только изумруды тянули на двести восемьдесят – триста пятнадцать тысяч долларов. Интересно, можно убить за такую сумму или все-таки маловато? Впрочем, антикварный характер вещицы мог делать ее воистину бесценной. Хотя что может быть дороже человеческой жизни?

– То есть потомки Клеменса Фалька знали о том, какую именно ценность он стащил из квартиры своей возлюбленной, но был вынужден оставить в Советском Союзе? И что же, они никогда не думали о том, чтобы найти эту пуговицу и вернуть себе?

– Вернер Фальк сказал, что их отец был уверен, что Надежда Строгалева достала эту вещицу из тайника, местонахождение которого он раскрыл ей в их последнюю встречу. Сначала он надеялся, что она использовала пуговицу, чтобы достойно вырастить их ребенка, а потом, когда узнал из ее письма, что Надежда отказалась от дочери, решил, что она оказалась эгоисткой, которая использовала клад исключительно для себя. В конце концов, ее отец украл практически все ценности, которые хранились у семьи, где он был расквартирован. Почему же его старшая дочь не могла оказаться тем самым яблочком, которое падает недалеко от яблони. В общем, они считали пуговицу безвозвратно утерянной. Им и в голову не приходило ее искать.

– Получается, что о ценной пуговице внутри фарфоровой статуэтки злоумышленники могли узнать только от Надежды Строгалевой. Клеменс Фальк ошибся, она ее не доставала. Именно потому, что ее заставили отдать дочь чужим людям и она до конца своих дней не могла простить себе этой слабости. Я, конечно, совсем ее не помню, но, тетя, я уверена, что Надежда Андреевна была очень благородным человеком и не стала трогать клад, на который не имела морального права. Клеменс оставил ей пуговицу на ребенка, и раз того не было, она не стала ничего искать.

– Возможно, – согласилась Елисеева-Лейзен.

– Лидия Андреевна про эту тайну ничего не знала. Но кто-то другой был в курсе. Я полагаю, что это мог быть мальчик, которого Строгалева взяла на воспитание. Ее ученик. Она могла открыть страшную тайну только ему. А он, в свою очередь, поделиться со своими ближайшими друзьями. Больше никто ни в Германии, ни в России просто не мог об этом знать.

– А вот и нет, – торжествующе парировала тетушка. – В Германии о том, что пуговица очутилась в России, знали потомки ее настоящих владельцев.

– Не поняла.

– После войны часть уехавших евреев вернулась в Лейпциг. Среди них оказалась и семья Шварцман. Клеменс Фальк уже учился на медицинском факультете, когда у них в квартире появился Марк Шварцман.

– Он хотел забрать оставленную ценность?

– Нет-нет, он же оставил ее в благодарность за помощь. Он хотел узнать о судьбе семьи своего благодетеля, был крайне опечален тем, что его дорогой Фридрих погиб, но выражал большую радость, что его вдова, дочери и сын живы и здоровы. В разговоре он спросил про пуговицу, мол, пригодилась ли она, и Клеменс все ему рассказал.

– Тетя, но это было больше семидесяти лет назад.

– Да, но это еще не все. Вернер рассказал, что около пяти лет назад к нему приходил один из потомков Марка Шварцмана. Кажется, правнук. У него другая фамилия, Вернер не запомнил, как именно он представился. Он рассказал, что в семье бережно хранится память о реликвии, переданной Фалькам, и что у него есть желание и возможность проследить ее путь уже после того, как она попала в Советский Союз. Он расспрашивал о деталях этой истории, в том числе выяснил домашний адрес Надежды Строгалевой. Так что вполне мог приехать в Россию и в ваш город, а там прикокнуть старушку.

– Пять лет тоже немалый срок, – усомнилась Снежана.

– Не так уж это и много, если надо сначала найти повод, чтобы приехать в Россию на более или менее длительный срок. Не туристом же он собрался, чтобы обтяпать все дельце за неделю. И ты еще учти ковидные ограничения, которые запросто могли спутать все планы. Вспомни, что даже я смогла приехать к вам на год позже, чем собиралась. Но и это еще не все. Как рассказал Вернер, его отец, разочаровавшись в Надежде, начал активные поиски их пропавшей дочери. И, представь себе, нашел ее.

– Да ты что! Не может быть, Строгалева же тоже ее искала, но безрезультатно.

– У скромной учительницы гораздо меньше возможностей, чем у успешного заграничного врача, к услугам которого были лучшие частные детективы. Так вот Клеменс Фальк нашел свою дочь, отданную Надеждой на удочерение. До своей смерти он успел несколько раз с ней повидаться и в том числе рассказал историю о пуговице и статуэтке балерины. После того как сам он скончался, общение с женщиной и ее семьей продолжил Вернер. Дочь Клеменса и Надежды зовут Анна, она живет в Санкт-Петербурге, когда мы договорим, я пришлю тебе ее адрес. Ну что, я тебе помогла? – с лукавством в голосе спросила Татьяна Елисеева-Лейзен.

– Тата, милая, конечно, помогла. Ты даже не представляешь как. Твой частный детектив – просто чудо. Спасибо тебе, дорогая моя.

– Снежинка, я только надеюсь, что ты будешь вести себя благоразумно и не вляпаешься в неприятности. – Голос тетушки построжел. – Лучше всего, если ты передашь всю имеющуюся у тебя информацию мужу.

– Конечно, тетя, я так и сделаю, – лицемерно согласилась Снежана. – И еще раз спасибо тебе.

Положив трубку, она дождалась, пока телефон звякнул, принеся сообщение с адресом. Итак, старую тайну пуговицы с изумрудами, которую Клеменс Фальк в 1948 году доверил Надежде Строгалевой, после их смерти могли знать несколько человек. В их число входили Вернер Фальк и его дети, потомок Марка Шварцмана, собиравшийся на поиски в Россию, живущая в Питере Анна Шувалова и «три С». Или Снежана еще что-то упускает?

Несмотря на испытываемую усталость, Снежана знала, что точно не заснет. Нерешенная задача жгла мозг, заставляя мысли бегать по кругу. Что ж, из всего надо извлекать пользу. Раз уж не спится, можно сесть за коклюшки, тем более что за плетением ей лучше всего думается.

Пальцы ловко и привычно замелькали над валиком, в то время как голова прикидывала, чем именно Снежана займется утром. Пожалуй, позвонит в клинику, где до сих пор работает Мария Александровна Шапкина, запишется к ней на прием и попробует аккуратно поговорить о ее дочери. Легенду, чтобы не вызывать подозрение, она придумает, не вопрос.

Она очнулась от работы, с изумлением обнаружив, что ее кружевная карта почти полностью готова. Сколько же это времени-то? Стоящие на полке часы показывали пятнадцать минут третьего. Надо срочно ложиться спать, иначе завтра она будет ни на что не способна. Взгляд с часов переместился на фигурку балерины в кружевной пачке, украшенной голубыми цветами.

Скорее по наитию, чем движимая чем-то конкретным, Снежана встала, подошла к полке и взяла балерину в руки. Пальцы скользнули по прохладному фарфору, погладили завитки. Она перевернула статуэтку и замерла. Отверстия в основании не было. Оно оказалось совершенно ровным, но не гладким. Если по краям фарфор был блестящим, обливным, то в середине можно было нащупать шероховатость, к тому же слегка выступающую над поверхностью. Так могло