До выстрела, оборвавшего жизнь порнозвезды, появление Стеллы Крестт на тротуаре возле отеля вызвало сильное волнение среди туристов на Таймс-сквер. Толпы фанатов, жаждущих получить автограф, и фотографов, мечтающих запечатлеть лакомую Стеллу, настолько заполонили подъездную аллею перед отелем, что председатель Верховного Суда США, получавший в тот вечер награду в танцзале отеля, вышел из парадного входа и сел в ожидающую его машину совершенно незамеченный.

– Считаете ли вы, что настоящей целью убийцы был председатель суда? – спросил репортер у свидетеля.

– Не-не, – сказал мужчина. – Точно нет. Ниче не знаю о правосудии и таком всяком, но я вам грю, что тарахтелка остановилась прямо возле отеля, женщина нацелилась прямо на Стеллу и выстрелила. Точно женщина была.

Белокурую Стеллу застрелили, когда она отошла от толпы поклонников, зажатая, как начинка сэндвича, между двумя шкафоподобными черными мужчинами, которые были ее телохранителями. Следующим вечером социальные сети заполонили видео-трибьюты Стелле от ее поклонников – нарезки роликов, где она занимается сексом, вперемежку с кадрами ее мертвого тела. Но кто знает, может, это просто были скриншоты из ее фильма «*** меня, пока я не сдохну!».

* * *

«Новая программа баптисток», задание первое:

Отвыкание

Звуки «Шоу Нолы и Недры» (прямой эфир из Миннеаполиса) доносились из радиоприемника, а я лежала на кровати обнаженная, накручивая на пальцы потные завитки лобковых волос.

– У моего одиннадцатилетнего племянничка в комнате висит плакат со Стеллой Крестт, – сообщила Недра Фельдстайн-Дилейни.

– Да ну! – ахнула ее коллега, Нола Ларсон-Кинг.

– Ага. Моя сестра сказала, что у всех его друзей есть такие плакаты, и она не хотела, чтобы сын остался в стороне.

– Ох, Недра, меня просто тошнит от всего этого.

Я уловила отзвук мучений в степенном голосе Нолы, голосе уроженки Среднего Запада. Она всегда была эмоциональней своей соведущей.

Я взяла прохладный стакан с водой (0 ккал) с журнального столика; отпив глоточек, я поставила его на живот, прямо на пуп – черную дыру среди извилистых растяжек и глубоких бороздок. Снаружи кипел июль, и внутри моего тела, похоже, тоже был июль. Казалось, я спекаюсь изнутри. В комнате работал кондиционер, но толку от него было мало.

На следующий день после встречи с Вереной я урезала свою дозу Y вполовину. Верена была права. Алисия не зависела от антидепрессантов, и если я хотела по-настоящему стать ей, мне следовало бы делать больше шагов навстречу Алисии. В течение нескольких дней я испытывала гриппозные симптомы и задумывалась, уж не подхватила ли какую заразу, но Верена мне сказала по телефону, что это нормальные последствия симптома отвыкания. Она назвала это «Y-грипп». Как будто я какая-то наркоманка.

– Y не отпустит тебя просто так, но твоя готовность измениться и противостоять этому впечатляет, милая. Это очень важный шаг.

Она побуждала меня терпеть все проявления, но сказала, что если вдруг мне станет слишком плохо, я должна позвонить врачу и попросить малую дозу «Прозака» – он может облегчить абстиненцию. Я же думала, что еще одна доза медикаментов – это последнее, что мне нужно.

Несколько дней меня лихорадило, я была отрезана от всего мира – лежала в кровати, завернутая в одеяло. Иногда я начинала бредить и видеть странные вещи, которые точно не могли быть реальными: например, покойную бабушку, которую я никогда не знала, сидящую возле кровати. Меня бросало то в жар, то в холод. Мне было больно. Это продолжалось несколько дней. Когда мне стало немного лучше – я надеялась, что худшее уже позади, – я оставила кровать и перебралась в гостиную, чтобы лежать на диване, смотреть телевизор или слушать радио, чувствуя себя одновременно истощенной и налитой свинцом, чувствительной к прикосновениям и свету. Я не могла припомнить, чтобы когда-либо ощущала себя настолько убого; и все же странным образом я приветствовала эти симптомы почти с радостью. Они были неприятными, но являлись свидетельством перемен, через которые я проходила. Метаморфозы. Превращения из Плам в Алисию.

Несмотря на унижение, которое я испытала во время беседы с Вереной, я была благодарна ей за то, что она приблизила меня на шаг к моей новой жизни, хотя я и знала, что у нее были другие намерения. Говорить с ней было тяжело, мучительно, стыдно, но в какой-то степени… легко. Как будто я пусть не одним махом, но все же сбрасывала с плеч тяжелый груз.

– Отца Стеллы Крестт досрочно освободят из тюрьмы, чтобы он мог присутствовать на похоронах дочери, – ворвался в мои мысли голос Недры Фельдстайн-Дилейни.

Я не отвечала на сообщения «девочек Китти». Прошла по крайней мере неделя с тех пор, как я в последний раз заходила в аккаунт на сайте Daisy Chain. За те три года, что я работала на Китти, я с какой-то маниакальной дисциплинированностью подходила к этой работе, отдыхая от писем лишь в выходные, никогда не пропуская рабочий день. Я отвечала на письма даже тогда, когда болела. Я подозревала, что если хоть раз сорвусь и оставлю «девочек Китти» на время, я больше никогда не захочу к ним возвращаться.

Я вдруг испугалась, что Китти может узнать, что я отлыниваю от работы. У нее не было пароля к моей учетной записи, но ее айтишники без труда могли найти способ войти в аккаунт. Чувство тревоги возросло достаточно, чтобы отправить меня к компьютеру. Я села на деревянный стул, как и была, без одежды; мой низ тут же прилип, а обвисшие груди повисли над клавиатурой. На мониторе я видела свое отражение, но была слишком оцепенелой сейчас, чтобы испытывать к себе отвращение.

– Опрос, проведенный в прошлом году, показал, что большинство семилетних девочек знают о Стелле Крестт, но понятия не имеют, кто такая Марта Вашингтон, – вещала по радио Нола Ларсон-Кинг.

Как всегда, система сайта «Остен Медиа» не очень-то спешила меня логинить; песочные часы на экране крутились, пока я ждала. Этот ритуал помогал мне подготовиться к тому, с чем я столкнусь, когда увижу в ящике поток нескончаемых писем. Как в детективном сериале: вытаскивают труп и срывают простыню с изуродованного тела. Глубокий вдох и затем… ужас.

Письма хлынули водопадом. Их было больше тысячи. Вид тысячи писем, крики тысячи девочек в моих ушах. Я открыла первое, но так и не смогла сосредоточиться на содержании. «Привет, Китти. Мне страшно. Аборт. Бла-бла-бла». Так и хотелось написать HaleyBailey80 в ответ: «Почему ты спрашиваешь меня, Китти Монтгомери, делать тебе аборт или нет? Меня выгнали из Брауна!» Только после длительного перерыва в работе мне стала видна вся абсурдность того, что кто-то просит совета у Китти, а значит, и абсурдность моей работы.

– На прошлое Рождество моя восьмилетняя племянница попросила у Санты стринги, – жаловалась Недра Фельдстайн-Дилейни.

Я взглянула на следующие десять писем в очереди и поняла, что у меня нет сил даже открыть их. Только десять, не говоря уже о двух сотнях. Я прокрутила страницу до конца, выделила все письма и кликнула «удалить». Я подождала несколько секунд, чтобы понять, чувствую ли я вину, но я ничего не чувствовала.