Пока подруга говорила, мне в голову закралась мысль: «А что обо мне думает Кармен?» Подруга всегда была юркой, быстрой и миниатюрной, даже сейчас, с огромным животом. Парни на углу никогда бы не стали смеяться над ней. Она никогда не узнает, каково это – быть такой, как я. Я знала о грани, существующей между нами, грани, которая отделяла меня от большинства людей. Мне не нравилось признавать существование этой черты, но от этого она не исчезала. А в последние дни она ощущалась мною ярче всего.

Кармен вернулась к работе, и я осталась одна за столиком. Ногтем я выковыряла клюкву из булочки и слизала ягоду с пальца. Пока я это делала, краем глаза заметила, что женщина за соседним столом смотрит на меня так, как мне не нравится. Совсем не нравится. Может, я все же могу ей что-нибудь сказать?

Внезапно меня словно молнией шарахнуло, а левый глаз задергался. Я положила булочку на стол и закрыла глаза, ожидая, что тик пройдет. Когда я открыла глаза, женщина все еще смотрела на меня.

– На что пялитесь?! – вдруг рыкнула я. Мой собственный голос прозвучал для меня так незнакомо.

По радио Нола Ларсон-Кинг объявила:

– Мою сестру зовут Дженнифер.

Пусть я и понимала, что со мной происходят перемены, я все равно продолжала приходить в кофейню. Я просматривала сотни писем и удаляла их. Я не понимала, зачем вообще читала их, если все равно собиралась удалить. Может быть, я играла в Бога, выслушивала молитвы. Даже не отвечая, я могла послать успокаивающие флюиды в космос: «Я тебя услышала. Отселе покойна будь».

Когда мне надоедало пялиться в монитор, я начинала смотреть на людей в кафе. А их всегда было много разных, так как никто не проводил в кофейне столько времени, сколько я. Я смотрела, как они заказывают чай, кофе, сэндвичи и пирожные, и чувствовала, как электрические волны пробегают по моему языку и вниз, в горло, словно вереница муравьев.

В кофейне никогда не бывало тихо, и я улавливала обрывки чужих разговоров, саундтрек чьих-то жизней. Какие-то реплики я слышала отчетливее других, или, может, они просто задевали меня сильнее.

– Если сейчас не поешь, потом будешь опять ходить голодная. Вот почему ты всегда так? – За соседним столиком молодой человек разговаривал с худощавой девушкой, возможно, своей подругой. – Ведь я знаю, что ты хочешь есть.

– Я не голодная! – Девушка с грубыми чертами лица повернулась ко мне. Я уткнулась в ноутбук.

УДАЛИТЬ.

УДАЛИТЬ.

– …жирная?

Худенькая девочка-подросток через пару столов от меня встала с места и повернулась спиной к маме.

– Мам, я с тобой говорю. Я жирная в этих шортах?

– Конечно, нет, милая, – успокоила ее мать. Женщина была такой же толстой, как и я. Мы с ней невольно встретились взглядами, и она отвернулась.

В колледже мои соседки по комнате, четыре худенькие девчонки и, по совместительству, мои подруги, всегда спрашивали друг у дружки: «Скажи, я жирная?», совсем как та девочка. Иногда они задавали этот вопрос и мне, не думая или не заботясь о том, что, говоря «Скажи, я жирная?», они, по сути, спрашивали: «Скажи, я выгляжу как ты?» Никто не хотел выглядеть так, как я. Даже я сама.

Я снова обернулась и украдкой взглянула на мать девочки, которая сидела, уставившись на ладони, как будто стыдилась чего-то. Если бы я действительно собиралась противостоять кому-то, как того хотела Верена, тогда я должна была бы противостоять этой девчонке. Я схватила бы ее и засунула в свой ноутбук, где она была бы заперта с тысячами «девочек Китти» в некоем подобии ада, и я заставила бы ее навсегда вертеться в ее шортах, как в барабане стиральной машины, крича писклявым голоском: «Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная? Я жирная?»

Я уже была жирной. Я – худшее, что могло случиться.

Больше в кофейню я не возвращалась. Несмотря на мои первоначальные опасения, я все же не думала, что Китти будет слишком уж ревностно следить, выполняю я свою работу или нет. Она меня едва замечала. Может, я смогу забирать гонорар месяцами, а то и годами, почти ничего не делая.

Вместо того чтобы отвечать на почту, я смотрела телевизор. Стэнли Остен пришел в студию Шэрил Крейн-Мерфи, чтобы обсудить небезызвестные события в Лондоне, но отказывался признать, что ему тоже угрожали.

– Даже если бы мне угрожали, я бы ничуть не волновался по этому поводу, – самодовольно прокряхтел он, его прилизанные седые волосы неприятно контрастировали с загорелым лицом. – Я привык к сумасшедшим, озлобленным женщинам, шлющим свои угрозы. Читательницы постоянно жалуются, что мои модные журналы эксплуатируют женщин, а с другой стороны, сетуют на то, что предполагаемая эксплуатация не распространяется в равной мере на полных женщин и на относящихся к определенной расе. Я перестал обращать на них внимание много лет назад.

– Тогда что вы скажите о внезапно появившихся металлодетекторах и ограждениях у Остен-тауэр? – полюбопытствовала Шэрил Крейн-Мерфи.

– Мы собирались это сделать еще задолго до того, как началась вся эта шумиха с «Дженнифер», – ответил он.

«Дженнифер» было условным названием у всех средств массовой информации для насильственных событий, происходящих на двух континентах, а также для предполагаемой группы преступников, которые их совершали; даже если Дженнифер и была реальным человеком, она не могла действовать в одиночку.

Шэрил Крейн-Мерфи перешла к обсуждению «Американского хип-хопа», кабельного канала, студия которого располагалась рядом с Остен-тауэр на Таймс-сквер. Ранее на этой неделе гендиректор канала признался в СМИ, что ему угрожали, но не сказал как. В ответ на угрозы он объявил, что круглосуточный музыкальный канал больше не будет показывать клипы, которые унижали бы женщин. Телекомментаторы и обозреватели задавались вопросом, что же канал будет показывать вместо этого, поскольку вся программа состояла в основном из «Вот эта сучка, да эта шлюшка! Йоу!» и бесконечных загорелых «булочек», которые тряслись и покачивались во весь экран, словно гладкие коричневые планеты. Шэрил Крейн-Мерфи и ее круглый стол экспертов все гадали – обанкротится канал или нет. Я переключила на «Американский хип-хоп» и увидела лишь испытательную таблицу с подписью по низу: «МЫ ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗА ПРЕРЫВАНИЕ НАШЕГО РЕГУЛЯРНОГО ПРОГРАММНОГО ВЕЩАНИЯ».