Дронго прошел в большую гостиную, обставленную не безвызывающей роскоши. Солидная итальянская мебель отменного качества, глубокиебелые диваны, расставленные буквой «п» с видом на эркер, откуда можно былолюбоваться городом. Он не успел сесть, как появилась супруга Ледкова. Он знал,что она не намного младше своего мужа, но впечатление было такое, словно ихразделяло целое поколение. Ледков был грузным, немного располневшим высокиммужчиной с характерным животиком, какой бывает у мужчин после сорока, особенноу людей, ранее занимавшихся спортом. Лицо у него было немного мясистое, мешкипод глазами указывали на не совсем здоровый образ жизни. Сказывалось напряжениепоследних лет, тяжелая работа, опасные командировки.

Его супруга Любовь Кирилловна Ледкова была ему полнойпротивоположностью. В отличие от мужа она следила за собой, регулярно посещалафитнес-центры и салоны красоты. Поэтому к тридцати восьми годам она выгляделадаже моложе своего возраста. Высокого роста, подтянутая, сохранившая неплохуюфигуру и достаточно упругую грудь, несмотря на двоих рожденных детей, она вошлав гостиную в темном брючном костюме. У неё была хорошая кожа, длинные роскошныекаштановые волосы, за которыми она тщательно следила, серые глаза, как у брата.Впечатление портили только небольшие уши, плотно прижатые к голове. Но онанаучилась скрывать этот недостаток за пышной прической.

Кивнув гостю, она устроилась на диване. Дронго уселсянапротив. Появившаяся горничная тут же подкатила столик с напитками и фруктами.

– Что вы будете пить? – поинтересовалась хозяйка квартира. –Чай или кофе?

– Чай, – попросил Дронго.

– Какой? – снова уточнила она. – Зеленый или черный?

– Всё равно. Давайте зеленый.

– Принесите нам два зеленых чая с жасмином, – попросилаЛюбовь Кирилловна, обращаясь к горничной на английском. Та быстро отошлакуда-то в глубь комнаты.

– Вы избавили меня от одного из вопросов, – усмехнулсяДронго. – Я хотел спросить, понимает ли ваша горничная русский язык.

– Почти не понимает, – вежливо ответила Ледкова. – Онапереехала в Москву только в прошлом году и пока недостаточно хорошо знаетрусский язык.

– И всё время остаётся в Москве?

– Да. Она обычно присматривает за этой квартирой. Наши детиучатся в Лондоне, и мне приходится часто там бывать. Геннадий Даниловичостаётся один в Москве, и, когда он приезжает в эту квартиру, она его обычновстречает. Нельзя оставлять большую квартиру без присмотра. Мы не боимся воров,здесь достаточно серьезная охрана. Но убирать и чистить нужно часто, иначездесь всё покроется пылью.

– Кроме неё ещё кто-нибудь есть в доме?

– Нет. Наша кухарка остаётся с нами в Лондоне, готовит длядетей. Нет, здесь больше никого нет. Мы не так богаты, чтобы позволить себеогромный штат прислуги, – немного лицемерно заявила Ледкова.

– Понимаю, – кивнул Дронго. – Вы слышали про убийство КимаСипакова?

– Конечно, слышала. Я даже там была. Такой ужас. Он былпрекрасным человеком и большим ученым. Как жаль, что мы теряем таких людей.Бедная Тамарочка, я вообще не представляю, как она переживет эту трагедию.

– А остальных вы знали?

– Вы имеете в виду эту мальчишескую компанию моего мужа?Конечно, знала. Они так часто собирались вместе. Одних знала лучше, например,Петунина или Сипакова. Других хуже. Низамова почти не знала, он стеснялсяприходить, когда ребята встречались с женами. Туричина плохо знала. Лучшедругих знала Кросса, он однажды приезжал к нам в Италию, где мы отдыхали,снимая виллу. В общем, они казались мне приличными и симпатичными людьми.

– Сейчас что-то изменилось? Вы сказали «казались».

– В прошедшем времени, – кивнула она, – всё правильно. Ихведь уже нет с нами. Вы знаете, три убийства подряд – это нечто почтиневозможное. Я не знаю, кто и зачем устраивает такие преступления, но за своегомужа я всерьез опасаюсь. И хотя сейчас ему наняли целую кучу охранников, я всёравно переживаю.

– Я вас понимаю.

– Геннадий Данилович считает, что это им мстит их бывшийзнакомый, какой-то уголовник, которого они посадили ещё тридцать лет назад.Кажется, Фомичевский.

– Хомичевский… – поправил её Дронго.

– Правильно, Хомичевский. И, конечно, он ужасный человек,если способен на подобные зверства. Муж считает, что его нужно найти инаказать.

– Он вам сам обо всем рассказывал?

– Конечно, рассказывал. Они так гордились своей мальчишескойдружбой. Можете себе представить, до сих пор встречались. Хотя между ними небыло уже ничего общего. Один работал дворником, а другой солидный бизнесмен,один сидел в какой-то обшарпанной аптеке, а другой руководит филиалом крупнойзарубежной компании. Но они все равно встречались: вместе им было интересно. Унас даже остались фотографии наших совместных встреч.

– Вы знаете, что всем шестерым кто-то послал предупрежденияс указанными цифрами?

– Я знала об этом с самого начала. Сперва Ледков посчитал,что это шутка. Но после смерти Низамова он вспомнил про свой конверт, а послеубийства Бориса Туричина они с Женей Петуниным решили найти хорошегоспециалиста по расследованию таких преступлений. Насколько я знаю, свой выборони решили остановить на вас. Я ещё тогда удивилась такому необычному имени. Ямогу узнать, почему вас называют так?

– Это не имя, – пояснил Дронго, – меня так называют в честьнебольшой птицы, которая живет в Юго-Восточной Азии. Она умеет имитироватьголоса других птиц и ничего не боится.

Им принесли два небольших чайника и чашечки для зеленогочая. Горничная налила чай ровно до половины чашечек и удалилась. Дронго оценилеё умение заваривать чай.

– Интересный символ, – согласилась Ледкова. – Вот тогда онии решили, что вы сумеете им помочь. Но, насколько я понимаю, даже вам неудалось остановить этого убийцу. Поэтому я настаиваю, чтобы Ледков уехал изМосквы. Ему сейчас здесь опасно оставаться.

– Вы знали, что они наняли специальную охрану для своегодруга Кима Сипакова?

– Конечно, знала. Они с Женей Петуниным при мне обсуждалиэту проблему.

– Но сотрудники первого агентства попали в аварию вместе ссемьей Сипаковых, и ваш супруг решил их поменять, разорвав контракт и заменивего договором с новым агентством. Об этом вы тоже знали?

– Разумеется, знала. Он при мне кричал Левину, чтобы быстрееперевели деньги. Вы думаете, что я могла об этом кому-то рассказать?

– Возможно, случайно. В парикмахерской или в другом месте…

– У вас специфически мужской взгляд на женщин, – покачалаголовой Ледкова. – Вам нужно отвыкать от подобных воззрений. Это уже вчерашнийдень. Вы считаете, что я могла говорить о таких вещах где-нибудь в постороннемместе? Никогда в жизни. Я вообще не обсуждаю дела своего супруга с другимиженщинами.