— Ма! Я это уже сто раз слышала!

— Но теперь ты сама в этом состоянии, теперь ты понимаешь! Ерануи! Надо, чтобы Грант поберег Лену! Пусть спит на диване!

— Еще новости! — отвечала Елена Ксенофонтовна. — Отучить его от меня хочешь? Это твоя мечта? Чтобы мы развелись? Чтобы ты сюда въехала?

— Что ты! Что ты! Я просто помню, что мы ведь жили в одной комнате все, Сеня, его мама и мы с тобой, и Сеня спал на полу все полтора месяца, спал как убитый, хотя ты орала. Отец твой так называемый, Ксенофонт. Никогда к тебе не подходил, ни его мама чокнутая, только я, сама кровлю, молоко течет, я молоденькая, а ты кричишь… Челябинск…

— Хва-тит.

— Лена. Но его надо докормить! Он же срыгнул, погляди! Посмотри, распашонка вся впереди мокрая! Его надо переодеть!

Ерануи:

— Я согрею молочко…

Хвать бутылку и исчезла.

— МА-МА! Что ты устраиваешь, скажи! Зачем ты пришла? Уходи, будь добра!

— Это мой внук!!!

— У меня нет больше сил. Иди, я тебе позвоню, когда будет нужно.

— Первое: Грант обязан спать отдельно. Второе: давай я с ребенком погуляю, а ты пока поспишь. Ты же не спишь! Посмотри на себя! Ты старая, под глазами круги! Черные круги! Лохматая! Тебе надо в парикмахерскую как минимум! К косметичке! Я тебя учила делать маски изо всего? Учила. Как я: борщ варю — свеклу прикладываю…

— (Стон.) Ма… Ой…

— Да! Салат делаю — огурец по всему периметру лица ломтики. Или пожую, в руку выплюну и размажу. И дрожжи, дрожжи с желтком и лимоном. Я тебе принесла алоэ, где оно? Погибло? Год назад принесла! С соком алоэ надо! Посмотри на меня! Мне будет пятьдесят шесть, у меня кожа как у молодой! Я ухаживаю за собой! У тебя кожа в меня! Очень трудная, проблемная! Вокруг носа и лоб жирные, да, еще подбородок, смотри, а щеки и виски, а особенно шея сухие! Это надо знать!

Ребенок закряхтел.

— Дай его мне! Дай! Ну как знаешь… Бедный мой! Как жалко, что он пошел в их родню! Армяшечка бедненький! Все его дразнить будут. У нас в классе была Шахпендерянц. Как только ее эту фамилию не искажали! Представляешь? Но она была не армянка, а ассирийка, как оказалось. Чистильщики обуви, мы с ней разговорились, древнейшая раса на земле, она сказала. Вот распашонка сухая, дай я его переодену. Дай!

— Не дам. Иди домой.

— Леночка, солнышко, ты переутомлена! Ты плачешь! А это вредно! От слез лицо иссушается! Будут ранние морщины, хотя тебе уже пора. Поздние роды это опасно, и поздний ребенок на грани риска, да. Еще неизвестно, боже ты мой… Надо, чтобы за ним следил невропатолог! Развитие речи! Я подчитала литературу. Занятия мелкими тактильными движениями! На скрипочке! Лепить из глины! Слепоглухонемых так делают людьми.

— МА-АА!

— Ты проверяла, он слышит?

Гулко хлопнула в ладоши.

— Смотри, Леночка, вздрогнул! Слышит, ласточка моя!

— Еще бы! Тут и я вздрогнула…

Всунулась идиотка Ерануи:

— Меропэ спасы! Сейчас, сейчас! Я слышу-уу! У меня молоко сбежало!

Убралась.

— Естественно, горелым по всей квартире. Она не умеет к плите подступиться. У них дома печь с дровами, что ли? Домашний очаг? Как у папы Карло? Ле-на! Как по тебе Гарик тосковал! Ну как тосковал! А ты выбрала этого… Конечно, у тебя чутье. Ты видела, что у него будущее… Но Гарик! Кудрявый, волосы золотые! Нос маленький-маленький! Высокий, стройняга!

— Этот Гарик грузчиком теперь работает в мебельном.

— Да? Где?

— В Доме мебели на Ленинском. Мы с Грантом поехали за этим спальным гарнитуром… Смотрю, Гарька. Сам лысый. Морда синяя…Халат синий! Смотрит на меня гордо. Нет, говорит, я вас не знаю. Кто вы такая, женщина, я вас не помню. И ушел.

— Лена! Ты его бросила, он, разумеется, пошел по плохой дорожке. Не вынес парень! Тем более сын академика!

— Сын-то сын, но отец от них давно ушел.

— Это для них, для мужчин, конец и позор. Когда не они, а их бросают. Мы, женщины, приходим в себя быстро, потому что у меня, например, был смысл жизни ТЫ! И мне очень помогла моя мама! Не как ты, гонишь родную мать. Ой! Гришка покакал!

— Откуда ты знаешь?

— А это такое передергивание лица… И потом запах! У тебя что, нос заложен?

— Немного.

— Так я и знала. Немедленно сделаю тебе марлевую маску! Даже две на сменку! Где бинт? Ты заразишь Гришеньку! Сейчас! Мигом! Как же так, это элементарно, маску! Даже все врачи носят! Где у тебя бинт?

— На кухне, в ящике слева.

— Не вставай, я найду, найду.

В дверях они столкнулись с Ерануи.

— Молочко теплое. Как раз. Давай, Лена, я покормлю. У меня шестеро выросли. Ай, вай, Гришенька-джан… Ну… Взял рожок… Кушай, ми-лий!

Потом мамаша торжественно принесла две маски из бинта, вся оказалась в белых нитках…

Долго навязывала надеть маску.

Надоела Елене до смерти.

Потом Гришка заснул.

Пошли все втроем пить чай с молоком. На кухне тарарам… Валяются ножницы, вся аптечка вспорота буквально…

Долго препирались, надо ли гулять. Решили, что надо, погода неплохая.

— Я, Леночка, пройдусь с ним. А ты отдохни. Ерануи пока тебя покормит. Ерануи, сделай ей эти голубцы… Долма, что ли… Я тоже приду поем.

Одевали долго, как в космический полет.

Мальчишка некрасивый, смуглый, носатый, глаза как у китайца.

Ну ничего к нему нет, никаких чувств. Как только получила его в руки, как только глаза у мужа Гранта стали подобрее — он удостоверился, что сын его, — так всё.

Никакого интереса. Малый орет ночью. Приходится вставать к нему. Хуже тюрьмы…

Наконец мама убралась с коляской.

Е.К. пошла на кухню, села.

Ерануи развела там бурную деятельность, все у нее оказалось готово. Через две минуты на столе стояла тарелка с ихними армянскими голубцами, запах такой, что не оторваться…

Пошла поговорить по телефону, как там на службе.

Через десять минут — звонок в дверь.

О Господи! Мама, видите ли, забыла бутылочку с теплой водой! Раззява.

— Внизу соседка любезно согласилась посторожить… У подъезда на скамеечке. Такая приветливая. Пожилая. У нее внук в песочнице… Все равно делать ей нечего. А то коляску там поднимать на восемь ступенек… До чего неудобный у вас подъезд! Ты еще намучаешься, когда сама начнешь с ним гулять. Надо так: ребенка вынуть, а коляску за собой волочь. Это мой тебе совет.

Нашли бутылочку, теперь надо вскипятить свежую воду и ее остудить. Ерануи советовала положить туда сахарку.