— Не опаздывай, — строго говорит Виктор перед тем, как оставить меня в квартире одну.

Я киваю и, находясь в расстроенных чувствах от неопределённости, иду собираться.

Иван

— Я уважаю твоего отца, Иван, — Алим откидывается в кресле и сверлит меня внимательным взглядом. — Именно поэтому согласился соединить наши семьи. Тебе и Тагиру дела после нас вести, а девочка пусть уезжает. Не мути воду.

— Беременна она от меня, Алим, — достаю я свой «козырь». И ведь почти не вру. Все может быть. — Зачем твоей семье чужой ребёнок?

— Что говорит отец? — Алим реагирует на новость почти невозмутимо, только тянется к чашке с чаем и делает глоток. — Ты уже говорил с ним?

— Да, — едва заметно скребу зубами. Потому что на моей памяти этот разговор между нами был самым серьёзным.

— И…? — Взлетает бровь моего собеседника.

— Что ты в праве просить любую материальную компенсацию за сорвавшуюся сделку, — отвечаю правду нехотя.

— Ну что ж, — Алим возвращает чашку на стол. — Справедливо. Тогда я хочу твой новый ресторан и склады те, что раньше были царскими конюшнями.

Хмыкаю про себя, но внешне остаюсь «ровным». Вот ни секунды не сомневался в его выборе.

— Ну если за конюшнями ты давно гоняешься, — я усмехаюсь, — здесь все понятно. Но зачем тебе ресторан? Я даже его в порядок привести не успел.

— Я выкупил торговый центр напротив. Женщины мои магазины свои откроют. А напротив как раз ресторан хороший. — Выдаёт, как что-то само собой разумеющееся.

— Они твои, — жму плечами. Собственно, что мне ещё остаётся.

— А ты подумал, Иван, — задумчиво тянет Алим, — как семью свою защищать будешь? Время, конечно, сейчас мирное, но нет-нет да случаются форс-мажоры. В нашем мире любимых женщин отпускают, Иван…

— Я уже не могу отпустить, — жму плечами. — Она сама захотела остаться.

— Женщинам простительно жить сердцем и страстью. Это — их природа. А когда так начинает жить мужчина, он становится мягким и теряет способность убивать. Семьи таких мужчин умирают или от голода, или от руки врага…

— Я понял тебя, Алим, — торможу его философские мысли жестом. — Я буду маниакально беречь свою семью.

— Тогда иди, Иван, — коротко кивает. — Раз решение принято, то отвечай за него.

— Выздоравливай, Алим, — я стреляю глазами в его ногу и подаю руку. — Прощай.

Выхожу из дома Алима и сажусь в машину. Меня немного потряхивает, потому что выдержка и энергетика у стариков просто аховая. С ними ты либо собираешь себя на тысячу процентов и ведёшь диалог, либо тебя просто не станут слушать. И хорошо если просто не станут, а не устранят, как раздражающий фактор.

Достаю сигарету и подкуриваю. Да уж денёк….

Бросишь тут, как же!

Телефон вздрагивает сообщением от Виктора, что Ольга ждёт меня дома. Пишу: «Спасибо». И все ещё злясь на девочку за то, что снова заставила меня волноваться о себе, завожу машину и резко газую с места.

В моей голове навязчиво крутятся расклады на нашу с Ольгой дальнейшую жизнь. То, что она станет женой, даже не обсуждается, и проще всего зайти в эти воды сразу с залёта. Но ей девятнадцать. А ты Грозный — эгоистичная скотина, потому что не для того девочки поступают в театральные институты, чтобы после первого курса стоять босой и пузатой возле плиты.

Ладно, хорошо, а если все-таки допустить тот вариант, что Ольга продолжает получать профессию, выходит на сцену… Черт! Нет! Потому что партнерами у актрис нередко бывают мужчины, трогают, обнимают, или что там ещё бывает по сценарию…? Я уверен, что Ольга, когда стремилась в мою постель, не думала о том, что ее предыдущая жизнь останется под запретом. И меня ещё ждёт взрыв по этому поводу. Ну извини, детка. Будет так.

Я заберу все. Но я постараюсь дать тебе взамен что-то не менее ценное.

А пока девочку нужно немного покормить радостями, чтобы лишнее отламывалось не так болезненно.

Паркуюсь на стоянке жилого комплекса и поднимаюсь в квартиру.

— Оль, ты готова? — Чуть повышая голос, говорю из прихожей, но ко мне на встречу никто не выходит.

Так. Не понял. Я что-то не так сделал? Любая баба от такого количества подарков встречала бы меня возле порога и сразу минетом.

— Оль… — ничего не понимая, скидываю обувь и походу в гостиную.

Ольга сидит на диване в одном белье, разложив перед собой на столе все сегодняшние подарки.

— Ну и? — Начиная закипать, от показательной картины, рявкаю.

— Это ты скажи, — она поднимает на меня широко распахнутые, стеклянные глаза. — Куда решил оформить меня, как куклу?

— Так… — тру переносицу и прикладываюсь затылком об дверной косяк, чтобы не сорваться на эту дуру сейчас. — Я говорил тебе не подслушивать?

Кивает, закусывая губу.

— Тогда, если ты максимально успела прочувствовать последствия своего непослушания, талантливо оформленные больной женской фантазией, я тебе отвечу. Но это первый и последний раз. Готова слушать?

— Да, — моргает.

— Я встречался сегодня с отцом и с Алимом. Выкупил твою несостоявшуюся помолвку суммой с большим количеством нулей, фактически объявив этим самым, что хочу сделать тебя женой.

Оля вспыхивает и опускает взгляд на свои коленки.

— Но хочу тебе ещё сказать, моя ДОРОГАЯ в прямом смысле девочка. Ты либо доверяешь мне, моему решению целиком и полностью, либо нам не по пути. До тупого, Оля, — я добавляю голосу тяжёлых нот. — Говорю прыгать — прыгаешь, быть готовой к восьми, значит, быть. Вперёд! Минута у тебя.

Она подскакивает на ноги и хватает ртом воздух. В глазах — растерянность, возбуждение и желание скандала. Вот такое интересное сочетание. Но оно и к лучшему. Женщину интересно ломать, но не сломать.

— А если я не согласна?! — Все-таки выпуливает.

Мне хочется обойтись с ней воспитательно — грубо. Поставить на диване в позу и кое-что обьяснить ее телу. Делаю шаг, и в самый последний момент торможу. Просто наклоняюсь и подаю Ольге со стола платье.

— Тогда в кино мы сегодня не попадём. Сеанс уже… — смотрю на часы. — Через пол часа.

— Я быстро… — забирает вещи и сбегает от меня к шкафу с зеркалом.

Оля

Кажется, на Ивана заглядываются все женщины от восемнадцати до семидесяти.

А он держит меня за руку и вообще в принципе не смотрит по сторонам.

— Попкорн сладкий, соленый? — Спрашивает нас девушка в баре кинотеатра.