— Что случилось?

— Мирна!.. У нее начались роды.

Меня пронзили и радость и страх. Стояла середина августа. Янавещала свою очень беременную и столь же строптивую дочь почти ежедневно в ееновом доме у Гранта. Да, я больше не называла его троллем, по крайней мере влицо, а если и делала так, то нечасто. Земли Макклуресов примыкали к территориихрама Эпоны. Мирна давно пребывала в состоянии полной готовности разродитьсямоей внучкой, и я ее в том не винила. Я прекрасно помнила, как сама когда-томучилась беременностью и ничего толком не могла сделать. Так что сегодняшнийдень, по идее, должен был нести радость. Я покосилась на лицо Аланны, в которомне было ни кровинки, и меня посетила первая ужасная мысль.

«С какой стати торопиться в мой храм? Нам сейчас следовалобы носиться как оголтелым, седлать Эпи и всех непарнокопытных подряд — я неимею в виду своего мужа! — и спешить на виноградник Макклуресов, чтобыприсутствовать при родах».

— Что не так?

Аланна не взглянула на меня, но ответила:

— Мирну привезли несколько минут назад. С ней Каролан. Онпослал гонца-кентавра на стрельбище за Клан-Финтаном. Я пришла за вами.

— Все так плохо? — Я схватила подругу за руку и заставилапосмотреть мне в лицо.

Аланна коротко кивнула, и я увидела, что она давитсяслезами.

— Каролан говорит, слишком большая потеря крови. Что-то... —Она умолкла, с трудом сглотнула, а потом продолжила: — Он сказал, у нее внутричто-то порвалось.

— Нет!.. — едва сумела я прошептать.

Все во мне заледенело. Кровь застыла в жилах. Аланна взяламеня за руку, и мы побежали по двору в ту часть храма, где располагалсялазарет. Мои личные охранники молчаливые и суровые, распахнули перед намидвери, поэтому мы оказались в лазарете без дальнейших проволочек.

— Сюда, миледи, — произнесла с каменным лицом сиделка,совсем молодая женщина.

Она провела нас во внутренние покои и перед последней дверьюпочтительно, но твердо тронула мое плечо.

— Приготовьтесь, миледи. Вашей дочери нужно, чтобы вы былисильной.

Я машинально прищурилась, собралась ответить резко, дать темсамым выход своему ужасу и гневу — мол, не тебе решать, что нужно моей дочери!— но посмотрела в ее глаза и промолчала.

Я прочла в них неминуемость смерти, отвернулась от сиделки иАланны и прислонилась лбом к светлой стене.

«Эпона! — молча взмолилась я. — Не дай этому случиться!Мирна не может умереть. Я не должна ее потерять. Умоляю тебя как твояВозлюбленная и Избранная. Если тебе нужна жизнь, возьми мою! Но только незабирай у меня ребенка».

Голос Богини, прозвучавший у меня в голове, был невероятнодобр:

«Иногда судьба избирает такой путь, который даже Богиня не всилах изменить, моя Возлюбленная. Но знай, что Мирна не только твоя, но и моядочь. Она навечно поселится на моих мягких лугах».

— Нет! — закричала я, заткнув уши, как ребенок. — Нет! — Япрерывисто всхлипывала.

Аланна обняла меня. Я позволила себе на секунду приникнуть кней, потом отстранилась и вытерла лицо рукавом шелковой рубашки. У меня ещебудет время для слез. Сиделка права. Мирна нуждалась в моей силе, а неистерике.

— Все в порядке, идемте, — кивнула я.

В палате было безукоризненно чисто. Она показалась мне меньше,чем была на самом деле, из-за толпы женщин, окружившей узкую кровать, стоявшуюв центре. Я не обратила ни на кого внимания, хотя где-то в глубине сознанияотметила, что все присутствующие тихо напевали вариацию партолонской песни,которая исполняется при родах. Прежде я ее не слышала. Это был тихий и нежныйвариант того радостного приветствия, что звучало восемнадцать лет назад прирождении Мирны. Прекрасная мелодия подстраивалась под древний ритмсердцебиения, только на этот раз не было смеха и спонтанных танцев. При моемпоявлении женщины тотчас расступились и пропустили меня к Мирне.

Я застала дочь в перерыве между схватками. Глаза ее былизакрыты, она тяжело дышала. Лицо Мирны вовсе не горело ярким румянцем. Онооказалось таким же бледным, как у Аланны. Губы дочери отливали синевой. Онабыла раздета. Под тонкой льняной простыней вздымался огромный живот.

В ногах кровати стоял Каролан, седой, усталый, снепроницаемым лицом. Он передал помощнице кусок плотной льняной ткани, насквозьпропитанный кровью. Наши взгляды встретились, и ему не понадобилось ничегоговорить. Я уже знала, что происходит.

В изголовье стоял Грант, такой же бледный, как его жена.Когда я улыбнулась ему и приблизилась к Мирне, мне показалось, что он сейчасрасплачется от облегчения.

Я взяла руку Мирны, поцеловала ее в лоб, прижалась щекой кщеке и прошептала то, что очень часто говорила давным-давно:

— Привет, мамино солнышко.

— Мама! — Веки моей девочки слегка дрогнули, она открылаглаза. — Как я рада, что ты здесь. Я хотела, чтобы за тобой послали еще раньше,но все случилось так быстро, а потом... — Она умолкла на полуслове, когданачались очередные схватки.

Ее пальцы сжали мою руку, как тиски. Мирна закричала отболи. Глаза дочери расширились и в панике остекленели.

— Все в порядке, милая. Посмотри на маму, дыши со мной, моядевочка. Мама здесь. Все будет хорошо. Посмотри на маму...

Мирна вцепилась в мою руку, жадно вслушиваясь в каждоеслово. Мне казалось, что она держалась за меня, как за якорь, пытаясь вынырнутьиз невыносимой боли. Когда схватки закончились, мы обе тяжело дышали. Я взяла уженщины, стоявшей рядом, кусок мокрой ткани и вытерла Мирне лоб. Грант убрал сее лба взмокшие пряди, нашептывая ласковые слова.

— Я вижу твою дочь, Мирна, — спокойно и уверенно сказалКаролан. — Уже сейчас ясно, какая она уникальная. Девочка настойчиво идет вэтот мир, но не головой вперед, а попкой, поэтому следующая стадия будет самойтрудной для тебя. Я хочу, чтобы ты сосредоточилась и тужилась изо всех сил, кактолько придут очередные схватки.

— У меня не получится, — прошептала Мирна, не открывая глаз.

— Нет, все удастся, мое солнышко. — Я наклонилась ипоцеловала ее в мокрый лоб. — Я тебе помогу. Крепко держись за мамину руку,почувствуй мою силу.

Богиня наделила меня способностью заряжаться энергией земли,но гораздо больше сил мне давали древние деревья. Я начала лихорадочноприкидывать, хватит ли времени перенести Мирну из храма. Надо доставить ее вближайший лес. Может быть, тогда удастся спасти дочь? Вдруг я с помощьюдеревьев сумела бы придать ей достаточно сил, чтобы пережить роды?

«Ты не можешь изменить судьбу дочери, Возлюбленная. Так тытолько причинишь ей ненужную боль».

Мне пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть в ответ наслова Эпоны.