Середина зала по-прежнему была пуста, хотя музыка звучалабеспрерывно. Никто не танцевал, и Карина подумала, что нет худа без добра: ейне грозит стоптать каблучки чудных туфелек.

Довольно странная вечеринка, между прочим. Ничего дружескогов ней нет: все сидят, как птицы в клетках, в этих своих нишах, общаются толькомежду собой. Голосов почти не было слышно, только изредка долетал кокетливыйженский смех или даже визг.

Да, женщины тут все-таки были, и немало: чем дальше, темчаще из-за столов выходили пары и удалялись куда-то.

Карина нахмурилась…

– Кстати, Куперович, – обернулся Петров.

Олег быстренько отложил нож и вилку, надел очки ивыпрямился. При этом он очень торопился дожевать кусок, но никак не мог,подавился, лицо его стало красным.

Иванов с силой хлопнул его по спине, Олег сделал громкоеглотательное движение – и облегченно вздохнул.

– Слушаю вас? – почтительно спросил он все еще сдавленнымголосом.

– Твой страж ворот пообещал, что моего гостя обслужат повысшему разряду.

– Я, я! – Олег вскочил, словно что-то вспомнил. – Сиюминуту. Благодарю за угощение!

Несколько раз кивнув и обаятельно улыбнувшись, он улетелпрочь, но Карина успела заметить, что Римский выхватил из кармана сотовыйтелефон и торопливо набирает номер.

– Люблю парня, – сказал Петров, провожая его взглядом. –Шкура отъявленная!

– За что ж любишь, если шкура? – усмехнулся Иванов.

– А за удальство! – тряхнул головой Петров. – Шкура иподлец, но дело знает. Далеко пойдет, если жирным куском не подавится!

Он откинулся на спинку стула и потянулся так, что послышалсяхруст. Карине показалось, что хрустнул несчастный стул.

– Ну что, Иванов? – спросил вдруг Петров. – Ты уже созрел?

Тот повернул голову:

– Не понял.

– Ну, раз не понял, то и говорить не о чем, – обрадовалсяПетров. – Значит, еще можешь потерпеть. Тогда мы с Лолиточкой пошли.

Он грузно выбрался из-за стола, подставил Карине согнутуюкалачиком руку:

– Битте-дритте. Потопали, крошка, пора совершить небольшоймоцион.

Не больно-то приятно было идти под руку с пьяным толстяком,которого ощутимо пошатывало, однако выбора не было: это единственный шанспродемонстрировать платье. Карина порадовалась, что устояла перед искушениемпокушать, и сильнее втянула живот.

– Возьми, – сказал Петров, едва они вышли в коридор, ипротянул Карине две стодолларовые бумажки. – Так, для аванса. Чтоб ты поняла: ячеловек серьезный, не шваль какая-нибудь.

Странно. Женя ни о каких деньгах не говорила. Что этозначит?

Додумать она не успела: Петров развернулся – и резко прижалее к стене. Карина ощутила, как бумажки больно оцарапали ей кожу: Петров сунулих в вырез платья и попутно стиснул грудь.

От изумления она оторопела: «Хам немытый! Да он что,спятил?»

Мелькнула фигура Олега Римского. Подбежал на полусогнутых ипочтительно доложил:

– Господин Петров, через пять минут девушка для вашего гостябудет доставлена.

– Спасибо, не трудитесь, – послышался голос Иванова. – Яухожу.

И он, и Олег спокойно смотрели, как Петров лапает Карину,словно это было совершенно в порядке вещей. Она рванулась, но платье затрещало,и девушка испуганно замерла. Честно говоря, она была настолько ошарашена, что исама наблюдала за происходящим как бы со стороны. Все не верилось, что этопроисходит с ней.

– Ну, чао, – пропыхтел Петров. – До связи. Куперович,проводи. А где эта чертова дверь?!

– Я, я! – весело сказал Олег. – Позвольте вам помочь.

Он подался вперед, к стене, рядом с Кариной что-то щелкнуло,и в ту же минуту Петров впихнул ее в открывшуюся дверь, прежде совершенносливавшуюся со стеной.

– Спокойной ночи, – послышался голос Олега, и дверьзакрылась с тем же щелчком.

Петров сильно толкнул Карину, она не удержалась на ногах иупала в кресло. Петров тут же схватил ее под коленки и закинул ноги на подлокотники.Буркнул:

– Тьфу, да ты в трусах! Сними быстро! – и стал расстегиватьбрюки.

Наконец-то Карина вышла из оцепенения! Вскочила с кресла, нобыла отправлена обратно сильным тычком.

– Лежать! Не кобенься. Ты что, не поняла? Двести баксов –это только аванс. Потом еще получишь.

Карина увернулась от надвигающейся горы плоти, метнуласьвперед и запнулась. В самом деле – где дверь-то? Такое впечатление, что однасплошная стена!

Рука Петрова вцепилась в ее плечо, дернула изо всех сил.Послышался треск рвущейся материи, и Карина ощутила, что платье, драгоценноеплатье от «Бонни и Клайда» предательски сползает с нее.

* * *

…То, что ее довольно долго везли, ничего не значило: моглиездить взад-вперед, создавая ощущение длинного пути, Александра все равноничего не видела, с заклеенными глазами-то. Ступеньки вниз… ну, это мог бытьподвал чего угодно: какой-то большой дачи, частного дома, даже многоэтажногодома, хорошо изолированный и звуконепроницаемый. А может быть, проницаемый?Может быть, если бы Александра, сидя там на привязи, подняла крик, кто-тоотозвался бы, или прибежал на помощь, или хотя бы поднял тревогу? Поразительно:ей даже в голову не приходило кричать! Хотя, с другой стороны, в соседнемпомещении всегда был кто-то из ее похитителей, и еще неизвестно, чем бы этокончилось для пленницы.

Она попыталась вспомнить, как выглядел подвал, но помнилатолько трубу, рядом с которой сидела, и темные углы. Сам же подвал стерся изпамяти Александры мгновенно – вернее, сама память, страшась воспоминаний,стерла его, будто ненужный файл. Вот если бы этот подвал был мрачный, сосводчатыми потолками, сырой и осклизлый, если бы в него надо было спускаться покрутой винтовой лестнице или перебираться через обрушившиеся ступеньки…