– О господи, – вздохнул Ростислав. – Ты вот что: ты своюмачеху не вини. Начать с того, что ты никакая не уродина, ну что за ерунда?! Ивсе остальное – такая же полная чушь. Дело в том, что множество людей способнылюбить окружающих, лишь если они сами счастливы. Малейшая внутренняядисгармония приводит их в состояние дисгармонии с миром. Тогда все делаютсяплохие, все во всем виноваты, все им становятся врагами. А уж если такаятрагедия… Думаю, твоя мачеха не одну тебя возненавидела, но вообще всех молодыхдевушек. Только за то, что они живы, а ее дочь умерла.

– Да, да, ты прав! – изумленная точностью его слов, воскликнулаАлександра. – Я видела, как Ангелина смотрела на подруг Карины – с такойненавистью, что ужас, я даже решила, мне померещилось.

– Ну вот видишь. И, к сожалению, довольно часто приходилосьвстречаться с такими случаями. Беда в том, что это неискоренимое свойствопсихики, как неизлечимая болезнь. Большинство со временем привыкают скрыватьсвои чувства, свыкаются с горем, но в глубине души это всю оставшуюся жизньподтачивает и грызет им душу. Их можно только пожалеть, но не судить, потомучто никто не может знать, как он сам поведет себя в минуту самого страшногогоря.

Александра молчала. Ах, если бы в небесах и в самом делеоказалось торжественно и чудно, чтобы Карине было там хорошо! Это единственноеутешение, хотя и слабоватое.

Конечно, Ростислав прав: Ангелину Владимировну можно толькопожалеть и постараться простить. Наверное, когда-нибудь Александра найдет всебе на это силы. Может быть, она когда-нибудь устыдится, что такдемонстративно сбежала с поминок, может быть, отважится снова приехать в Сергач– на девять дней вряд ли, но на сороковины – вполне возможно… Но как ни ужасныбыли слова мачехи, в одном она, несомненно, права: если бы Александра была втот вечер дома, Карина, возможно, осталась бы жива. Вдруг да разглядела быАлександра своим опытным глазом признаки надвигающейся беды? Вдруг да почуялабы что-то неладное? Или просто уговорила бы Карину не мотаться в холод поулице, а посидеть у телевизора, посмотреть их любимую «Скорую помощь»…

Но Александры дома не было. Александра в тот вечер сидела вподвале, прикованная к трубе отопления, и не знала, останется ли в живых сама.

Ох, нет, не по тому адресу выплескивала свои обвиненияобезумевшая от горя Ангелина Владимировна! В смерти Карины надо было винитьтроих похитителей: «оператора», «электрика» и «человека со шрамом». Только их.

И Александра почувствовала столь жестокую ненависть к этимлюдям, какой не ощущала даже во время страшных дней и ночей в подвале. Оназажмурилась, такую боль причинило ей неудовлетворенное чувство мести. Теперьона знала, что не будет ей в жизни покоя, пока не найдет эту проклятую тройку.

И еще она знала, что скорее всего покоя не обретет никогда,потому что шансов найти похитителей у нее не было. Никаких!

И от этого безысходного понимания на душе у Александры сталотак горько, что она склонилась лицом в ладони и снова заплакала.

Наверное, что-то такое понял и Ростислав, потому что большене пытался ее утешать. Хотя, очень может быть, что ему это просто надоело.

* * *

– Только имей в виду, – сказала Женя Полозова, – это тебе неподиум. Там эти ваши маски надевать на себя незачем. Улыбочки, раскованность,обаяние на все сто процентов включай – и вперед! Потом еще благодарить будешь,что я тебя в свет вывела.

Карина поджала губы, чтобы не прыснуть. Как же так – «этиваши маски незачем»? Пришлось столько времени потратить, чтобы научитьсясохранять на подиуме это неприветливое, чтобы не сказать надменное выражениелица! Она даже начала думать, что отвыкнуть улыбаться – это вообще самое важноедля модели, важнее, чем фигура, походка, манеры.

– И платье береги. Сама знаешь, нам выгодно, если девочекнашего агентства берут рекламировать платья такого шикарного магазина, как«Бонни и Клайд». И, если что, нам потом год расплачиваться. Главное, вернуть платьев целкости и сохранности.

Она почему-то всегда говорила так, Женя Полозова, директрисамодельного агентства: «целкость» вместо «целость». С подтекстом таким. Снамеком, в котором был как бы юмор, но в то же время и некий сальный душок.Сначала Карина передергивалась внутренне, а потом привыкла. Еще Женя говорила«подъевреивать» вместо «поджидать». Почему?! Неведомо. Нет, на показах-то,конечно, или со спонсорами она строила из себя настоящую леди, но в общении сдевочками не церемонилась.

– А что может случиться с платьем? – поинтересоваласьКарина.

– Тебя же за стол пригласят, так? Ну и ешь аккуратнее. Апотом мало ли что может произойти, вдруг его там с тебя кто-нибудь срыватьначнет!

– Кто?! – вытаращила глаза Карина. – Это в том смысле, чтокакая-нибудь дама обзавидуется и захочет себе такое же?

Ох, и дура она была… Но это стало ясно только потом, а покаей просто показалось странным, почему в глазах Жени вдруг мелькнула жалость,она пробормотала:

– Ну, что-то вроде, – и быстренько прекратила инструктаж.

Платье и в самом деле было классное. Надев его, Каринаневольно заулыбалась. До чего приятно носить нормальную одежду, а не тоткошмар, который ей пришлось прошлый раз демонстрировать на Нижегородскомфестивале моды! Полозова вообще авангардистка, она просто тащится от всех этихгеометрических фигур с дебильными физиономиями и всякого новизма-модернизма.Она даже «Черным квадратом» восхищалась, честное слово, Карина сама слышала! Имодели ее всегда были с этаким прибабахом, как и она сама, однако последнееплатье оказалось вообще верхом абсурда. Оно было глухо-черное до пояса – вточности как тот квадрат! А ниже – крупная сетка. Слава богу, под ней имелсячехол – более мелкая сетка, то есть бедра и ноги Карины просматривались оченьзаманчиво, но все-таки благопристойность соблюдалась, хотя бы иллюзорно. Нагруди и на спине красовались белые круги, и первой мыслью Карины было, что ейвыпало изображать мишень в тире. Ну, знаете, такую, по которым учат стрелять влюдей: голова, туловище, а на груди – круг с разметкой для пуль. Впрочем,разметки не было: что нет, то нет. Зато на уровне живота был прикрепленогромный сетчатый карман на небольшом обруче, так что он эффектнооттопыривался.