– А иначе?

– Иначе туго придется. Пока они действуют через нейрофоны или через своих кукол, с этим еще можно как-то бороться. Но если они заявляются лично – тут уж не жди пощады.

– Что, не отстреляемся?

– Э, брат. Если «мусорщик» закрыт силовым полем, наши «пукалки» не особо эффективны. А вот он может сделать с тобой все что угодно. Ну, хватит разговоров – пошли.

Они легко перемахнули через ограду, зашли со стороны глухой стены, приблизились к железной двери без ручки над низким крыльцом. Похоже на запасной выход. Дверь казалась неприступной, как у банковского сейфа. Бросив сумку на крыльцо, Клещ открыл молнию и извлек из сумки самую обыкновенную фомку – классический инструмент домушника. Всунув плоский конец под выступающий край двери, крепко нажал – и дверь со скрежетом отошла от стены. Напарник указал взглядом на открывшийся темный проем. Они прошмыгнули внутрь и прикрыли дверь за собой.

Напарники оказались в темном чулане, из которого внутрь вела еще одна дверь, также оказавшаяся запертой. Открыть ее тоже не составило труда. Прохор осторожно выглянул – там оказал длинный, бледно освещенный коридор с дверьми по обе стены. Он уже хотел спокойно выйти, но вдруг услышал шаги – и вернулся обратно, прикрыв за собой дверь. Оставил лишь щелку, через которую можно было наблюдать.

По коридору прямо в их сторону неторопливо шла строго одетая женщина в изящных очках без оправы. В ее походке было что-то странное, даже неприятное. Наверное, то, что двигалась она как-то механически, как лунатик. Чем ближе она подходила, тем яснее становился виден ее неподвижный остекленевший взгляд. Становилось даже не по себе: похоже, она приближалась прямиком к двери в чулан, где спрятались чужаки.

Шуму они наделали, что ли? Одно ясно: если эта дама увидит их, то через ее нейрофон их увидят и ее кукловоды. То, что в странном поведении дамы виноват нейрофон, Прохор даже не сомневался. Женщина остановилась прямо перед дверью. Точно: в ее ухе виднелся кругляш нейрофона.

Женщина постояла, пялясь прямиком на дверь. И повернулась к ней спиной. Направилась обратно. Прохор перевел дух.

– Сейчас уйдет – выйдем, – прошептал он Клещу. – Главное – быстро найти…

Договорить он не успел. Дверь резко распахнулась.

На пороге стояла та самая женщина в очках.

Это был момент истины. Сейчас она подымет крик – и операцию можно считать проваленной. Рука Клеща метнулась к кобуре пистолета. Это было худшее, что можно придумать. Мало того, что будет убита невинная, в общем, жертва нейросети, так еще и шуму наделают, привлекут внимание.

Решение пришло мгновенно, и было оно неожиданным для самого Прохора. Он сделал резкий шаг навстречу женщине и положил руки ей на голову. Дама осела на пол – как будто из нее резко выдернули позвоночник. Прохор едва успел подхватить ее и затащить в глубину чулана.

– Что это было, черт возьми? – изумленно спросил Клещ.

– Не ори, – сидя на корточках над телом, сказал Прохор. – Лучше дверь закрой, пока нас другие не засекли.

Клещ послушно прикрыл дверь, щелкнул фонариком, разгоняя мрак чулана. Присел рядом с напарником, спросил:

– Чего это она грохнулась?

Прохор вынул из уха женщины почерневший кругляш нейрофона, показал Клещу:

– Гаджет перегрелся.

Клещ брезгливо взял нейрофон, покрутил в руках, подсвечивая фонариком:

– Значит, не врал про тебя Маньяк…

– Не врал. С кардиостимулятором ко мне лучше не приближаться.

– И что теперь с ней? Померла?

Пожав плечами, Прохор снова положил руку на голову женщине. Прислушался к своим ощущениям. Если в момент своей внезапной «атаки» он думал только о том, чтобы остановить врага любой ценой, то теперь главным его чувством стало сострадание. Оно отдалось легкими уколами в кончиках пальцев и передалось женщине…

Та протяжно вздохнула – и открыла глаза.

– Кто вы? – тихо спросила женщина.

И вдруг с неожиданной резвостью поднялась на ноги. Ее качнуло, но на этот раз уже Клещ подхватил ее под руки.

Прохор с изумлением поглядел на даму. Поднял с пола оброненные ею очки, протянул даме со словами:

– Как вы себя чувствуете?

– А как я должна себя чувствовать? – неуверенно ответила дама, надевая очки и подслеповато разглядывая незнакомцев. – Нормально. Только…

Она коснулась уха – и не нашла там искомого. Клещ любезно протянул ей обгорелую «таблетку» нейрофона:

– Ваше?

Дама шарахнулась от гаджета, как от ядовитого насекомого:

– Уберите это от меня! Уберите!

– Да ради бога, – Клещ швырнул «таблетку» в темный угол. – Никто не заставлял вас пользоваться нейрофоном. Это был ваш выбор.

– Вы просто не понимаете, – бормотала дама, нервно массируя виски. – Это страшно… Страшно…

– Что – страшно?

– Когда ты… Как марионетка… Когда твое тело живет само по себе. Когда тобой двигают, как роботом. И разум как будто заморожен… Это страшнее, чем смерть.

– Ну уж, страшнее, – хмыкнул Клещ. – Скажите лучше, где дети?

– Дети? – дама насупилась, недобро поглядела на Клеща. – А вы, вообще, кто?

– Мы те, кто избавил вас от того, что, по вашим словам, страшнее смерти, – спокойно сказал Прохор.

– И те, кто не хочет, чтобы то же самое сделали с вашими подопечными, – добавил Клещ. – Вы же училка? Э-э… учительница?

– Я по воспитательной работе.

– Не важно. Вы нам поможете? Иначе скоро здесь появятся те, кто сделает из них таких же кукол.

– Кукла… – прошептала дама. – Какое точное слово! Я чувствовала себя куклой.

– У нас нет времени обсуждать ваши чувства! – процедил Клещ. – Вы будете нам помогать? Или я запихну нейрофон обратно вам в ухо.

– Ладно-ладно… – пробормотала женщина. – Вы же не сделаете им ничего плохого?

Прохор приподнял бровь:

– Плохого? Хуже, чем собирались сделать вы?

Дама прикусила губу. Видать, он попал в болезненную точку.

– Идите за мной, – сухо сказала дама. – Только тихо. Есть еще двое воспитателей. Если нас обнаружат…

Она запнулась.

– То они нас в угол поставят? – невинно поинтересовался Клещ. – Или отшлепают?

– Нет, – сверля его сквозь очки стеклянным взглядом, сказала дама. – Позовут тех, кто вас пришлепнет.

Пока дама вела их коридорами и лестничными пролетами куда-то на третий этаж, Прохор напряженно думал. Как получилось, что он сумел избавить человека от нейрофона, при этом оставив его в добром уме и здравии? По крайней мере на первый взгляд.

Ответ напрашивался примерно такой: его «дар» гораздо слабее Букиного. И, стало быть, своим воздействием он наносит куда меньший вред носителю нейрофона. И, соответственно, легко возвращает его к жизни. Следовало принять эту версию за рабочую и действовать исходя из нее – просто чтобы не тратить времени на бесцельные размышления.