Я презрительно смотрю ему в глаза.

– Вы? – ехидно переспрашиваю я.

Он поджимает губы:

– Сядь!

Но я уже иду в сторону выхода. Я думала, этот год начну иначе. Действительно не хотела никаких приключений в школе – лишь отучиться и получить наконец аттестат. Но есть люди, которые не дают шанса, а судят за прошлые ошибки, даже не пытаясь узнать вас лично. Мой классный руководитель оказался именно таким. Я готова проявлять уважение, когда получаю его от другого человека. Но если меня унижают у всех на виду… Нет, я не могу молчать в тряпочку и терпеть. Я буду отвечать. Всем и каждому. Да, я не ангел, но остаюсь человеком, личностью. Об меня нельзя вытирать ноги.

Марион ждет меня в коридоре. Она знала, что я не останусь в кабинете.

– Такую сволочь мы давненько не встречали, – говорит она. – Что будем делать? Из школы нам не выйти, а звонок прозвенит через 30 минут.

Я кидаю рюкзак на пол и запрыгиваю на подоконник.

– Переждем тут.

– Я одного не понимаю, зачем ему понадобилось на виду у всего класса демонстративно тебя пересаживать?

– Это было его способом сказать мне, что он не будет терпеть.

– Но ты ничего плохого не успела сделать! – возмущенно восклицает Мар.

– Я сама виновата, – серьезно говорю я, пожимая плечами. – Каждый человек является суммой своих поступков, а не намерений.

Она громко фыркает, и ее глаза злобно сверкают.

– Знаешь что? Да кто все вокруг такие, чтобы судить тебя за твои поступки! – чуть ли не кричит Марион. – Кто такой этот Вьяно, чтобы унижать тебя перед всем классом?! Знаешь кто, Эль? Одно большое НИКТО.

Она запрыгивает на широкий белый подоконник и смотрит на меня в упор.

– Этот мир станет проще и лучше, если люди спустятся на землю и каждый раз, прежде чем осудить другого, будут задавать себе чертов вопрос: «Кто я такой?»

– Не нервничай, Мар, – прошу я, и она хмыкает:

– Нервничать? Я никогда не трачу свое время на ерунду.

– Что же ты делаешь? – с улыбкой спрашиваю я.

– Готовлю план мести, – серьезно отвечает она, и я начинаю тихо смеяться.

– Давай без мести. Просто закончим эту долбаную школу, ладно?

В коридоре вновь громко хлопает дверь, мы приподнимаем головы и видим злого и до ужаса возмущенного Валентина.

– Этот ублюдок меня еще воспитывать будет, – громко произносит он. – Видите ли, я должен был сделать выводы и прийти в школу с серьезными намерениями! Да я, мать его, и пришел в школу с серьезными намерениями, пока он не принялся объяснять мне, какой я тупица! При всем классе!

Марион двигается ближе ко мне и хлопает по пустому месту на подоконнике:

– В нашем клубе «Вьяно-импотент» прибавление.

Вал швыряет свой рюкзак рядом с моим и садится вместе с нами.

– А почему именно импотент? – интересуется он.

– Это чтобы тебя отвлечь, – говорю я. – Любое словечко с сексуальным подтекстом, даже такое, действует на тебя отрезвляюще, – шучу я, и он улыбается.

– 1: 0 в твою пользу, – говорит Вал. Затем облокачивается на окно и устало вздыхает: – Серьезно, у этого чувака не все дома… Вот тебе и первый день в школе.

Хлопок двери. Снова. И мы встречаемся с веселым взглядом Лео.

– Для меня местечко найдется? – спрашивает он, и Валентин хмыкает:

– А ты почему вылез? Или причина несдачи экзаменов в виде пребывания в больнице его не впечатлила?

«Пребывание в больнице…» – проносится у меня в голове. Я смотрю на Лео, и он слегка хмурится.

– Да пошел он, – тихо выругавшись, он кидает свой рюкзак в кучу.

Я двигаюсь к Марион, освобождая место рядом с собой.

– Прыгай ко мне, – говорю я, и Лео кивает. – Ты ничего не писал про больницу, – я внимательно изучаю его лицо.

– А ты ничего не писала о своей бурной школьной деятельности, – подмечает Лео, улыбнувшись. – Было бы любопытно заглянуть в твое дело.

– Не переводи стрелки. Почему ты был в больнице?

Он начинает барабанить ногами по стене.

– Упал с лестницы, сломал ногу и пару ребер, слегка повредил спину. Восстанавливался полгода или около того. Ну, знаешь, физиотерапия, и все дела.

Я с ужасом смотрю на него. Он, не моргая, смотрит в ответ, затем его взгляд опускается мне на плечо, и теплые пальцы касаются моей кожи, приподнимая майку.

– Да ладно! Это что, татуировка?!

Я стряхиваю его руку.

– Не трогай меня, – прозвучало слишком резко, но мне неприятно, когда посторонние люди прикасаются ко мне без разрешения. «Это же Лео», – говорит мне подсознание, но тело не согласно. Тем более я сильно злюсь.

– Как ты мог упасть с лестницы? Тебя толкнули?

Его лицо меняется, он старается быстро скрыть обиду и растерянность. И тут до меня доходит… его действительно толкнули.

– Ты по-прежнему живешь с родителями? – тихо спрашиваю я.

В голове мелькает ужасное предположение.

Он резко качает головой:

– Сестра снимает мне студию, прямо через дорогу от школы. Плюс я сам подрабатываю официантом в кафе.

Я прикусываю губу. Он выглядит растерянным.

Мне становится не по себе. Я больше не хочу задавать вопросы – хочу лишь немного утешить его и легонько провожу рукой по волосам.

– Ты не писала, что стала такой красоткой, – вдруг говорит он с улыбкой.

– А ты не писал, что стал таким красавчиком, – заявляю я в ответ, радуясь, что тема падения закрыта.

– Потому что для тебя это никогда не имело значения, – серьезно отвечает он. – Я все тот же Лео.

Я хотела бы сказать, что я – та же Эль, но это не так. Я не та наивная, добрая пятнадцатилетняя девочка. Проблема в том, что я не знаю, какая я. Если бы мне нужно было писать о себе книгу, понятия не имею, какими словами я описала бы себя. Я отодвигаюсь от него и слезаю с подоконника. Лео вопросительно смотрит на меня, и я решаю сменить тему.

– У тебя не осталось никаких шрамов? – спрашиваю я, а он непонимающе хмурится, я тут же спешу объясниться: – Я ищу моделей для одного социального проекта…

Но Марион не дает мне договорить:

– Беги, Лео, пока не поздно. Проекты и Эль тебя затянут и утащат к себе в нескончаемое рабство. Это единственное, о чем она может говорить часами, даже если ты уже спишь и давно ее не слушаешь.

– Люди не меняются, – шутит он, глядя на ее ухмылку.

А Вал, в свою очередь, хохочет.

Я громко посылаю ее, и именно на этом нас застает директор. Четыре ученика, все второгодники, сидят на подоконнике, орут, матерятся и смеются, вместо того чтобы быть на уроке. Есть ли ему дело до того, что чувства каждого из нас были задеты самодуром-преподавателем? Конечно, нет. И в первый же день мы получаем по часу наказания после школы. Потому что всем плевать – разбираться никто не будет. Потому что все вокруг слишком любят делать скоропалительные выводы.