– Согласна.

Через пару часов кропотливой работы мы наконец заканчиваем складывать вещи, снимать плакаты и игрушки. Теперь комната выглядит пустой, но меня это радует. Я снова ее заполню. Новой собой. Марион смотрит на стопку с фотографиями, которые я сняла со стены перед столиком:

– А ты знаешь, как Софи?

Я подхожу и смотрю на нашу общую с Софи фотографию, которую мы сделали на экскурсии класса в Версале.

– Я не поддерживала с ней связь, не имею малейшего понятия.

– Не хочешь найти ее в Инсте или Фейсбуке? Посмотреть, чем она живет?

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь:

– Если честно, мне неинтересно.

Я соврала. Как-то раз я нашла страничку Софи в Инстаграме. Она действительно начала встречаться с Габриэлем и, судя по их фотографиям, выкинула его гель для волос. Они выглядели счастливыми и влюбленными. Тот маскарад принес хорошие перемены в их жизнь, чего не скажешь обо мне.

Марион толкает меня в плечо.

– Теперь моя комната, – напоминает она, явно меняя тему и не торопясь уличить меня во лжи.

За это я люблю ее еще больше. Она уважает мои границы: при всей наглости у нее хватает такта не лезть.

– Давай потом… Я только спину разогнула, – тяжело вздохнув, жалуюсь я.

Мар кивает и поднимает мою сумочку от Шанель:

– Всегда нравилась эта сумка – у Луизы прекрасный вкус. Это, пожалуй, будет платой за работу.

Она надевает цепочку-ремешок себе на плечо и, довольная, смотрит в зеркало. Смешок слетает с моих губ, и Марион подмигивает:

– А ты как думала? Ничего не бывает бесплатно.

Она выходит из моей комнаты, и по коридору разносится ее громкий голос:

– Эль, ты же не хочешь, чтобы твой первый перешел в нулевой? Нам надо поесть! Прямо сейчас! Сию секунду!

– Полный второй, – поправляю я с умным видом. – И не завидуй!

По всему дому разносится ее звонкий самодовольный хохот:

– Мечтай! Говорят, невредно.

Две недели перед школой проходят слишком быстро. Я успеваю познакомиться с Арно Монмари: он ведет страничку в Фейсбуке, которая называется: «Измени этот мир». Я написала ему на почту свое короткое резюме, продемонстрировала проекты, над которыми имела счастье работать, и предложила ему идею для нового. Он ответил ни отрицательно, ни положительно. Лишь сказал: «Если сможешь найти моделей для своей задумки, я помогу тебе со студией и дальнейшей работой». Теперь вся моя голова забита лишь одной мыслью, как найти желающих сфотографировать свои изъяны? Идея пришла ко мне ночью, после того как я два часа убила на Инстаграм, глядя на идеальные фигуры и лица. Во Франции существует закон, по которому, если фотография была ретуширована, на ней должна быть особая надпись: «Photo retouchée». Этот закон приняли с целью не обманывать людей. Ведь мы все далеки от идеала. Но мы живем во времена, когда понятие «красивая» в принципе не существует, если ты не подходишь по определенным параметрам: высокая, стройная, длинноногая, большегрудая, с утонченными чертами лица, обязательно маленький нос и полные губы. Пластиковая хирургия на пике своего развития, и я не против, если бы не одно «но». Сколько молодых девушек кроят себя под стандарты, полностью теряя индивидуальность? Красота ведь безгранична. У нее нет законов и устоев. И именно это я и хочу показать. Я хочу показать шрамы, растяжки, неидеальную кожу, кривые зубы или, быть может, целлюлит – да даже нестандартную форму носа и все-все, что встречается у миллионов. Все то, что не делает нас некрасивыми, а, напротив, иногда даже является нашей изюминкой. Я хочу показать натуральность и человечность. Но Арно сомневается, что я смогу найти моделей для данной затеи. Я и сама сомневаюсь, но я уверена, в мире есть смелые люди, которые не стесняются своей индивидуальности и разрешат мне запечатлеть ее на снимкам.

Мы с Марион не успеваем оглянуться, как на календаре мелькает третье число, и, кое-как продрав утром глаза, мы отправляемся в школу.

– Ты только представь: мне восемнадцать, тебе почти восемнадцать, а вокруг нас будут сидеть малолетки, – кислым тоном говорит Мар, на ходу поправляя свои шикарные волосы.

Она разоделась так, будто идет не в школу, а на красную дорожку. И, зная Марион, я ни капельки не удивлена. В первый же день она планирует продемонстрировать всей школе, кто здесь королева!

– Ладно, не мы одни на год отстаем. Более чем уверена: в нашем классе будет достаточно второгодников.

– Да, типа твоих друзей-лузеров, Вала и Лео. Даже не думай, что мы станем дружной компанией. Я никогда в жизни не сяду с ними за один столик!

Я качаю головой и приподнимаю лямку съехавшего рюкзака. В отличие от Марион я не принарядилась: на мне белая майка и голубые джинсы. Люблю легкую небрежность и натуральность в стиле.

– Ты видела, как моя мама взглянула на твои сиськи без лифчика? – тихо сказала Марион. – Я думала, она заставит тебя переодеться, но потом ее взгляд перешел на розовые волосы, и на лице появилось выражение отвращения. Она даже прошептала себе под нос «сумасшедшая феминистка». Клянусь!

С Мари мы по-прежнему не общаемся, лишь изредка обмениваемся короткими фразами. Некоторые вещи не меняются…

– Я не феминистка, – бурчу я, заправляя майку в джинсы.

Мне так надоело, что люди раздают ярлыки. То, что мне комфортно и уютно без бюстгальтера, не говорит о том, что я так борюсь за права женского населения. Это говорит лишь о том, что я не вижу смысла стягивать лимфоузлы при своем небольшом размере груди. Однако скажу честно. Если понадобится стать феминисткой, чтобы не носить лифчик, то я ей стану. Я лишь ненавижу, когда людям на лоб приклеивают огромный штамп, определяющий их личность. Мы все настолько многогранны, что не вижу смысла ограничиваться ярлыками.

– Знаю. И если бы Господь не одарил тебя божественной формой груди, ты была бы вынуждена, как все мы, обычные смертные, использовать пуш-апы и поклоняться поролону.

Я закатываю глаза:

– Слава Богу, что он не оставил надпись: «Феминистка» на моем лбу! И на этом спасибо!

– Мне даже странно, что ты бесишься. Отказ от лифчиков и скандирование free the nipple[5] – их конек! Ты не носишь лифчик, вот люди и делают выводы. Мне, кстати, нравятся эти маленькие круассанчики! – говорит Марион и тыкает пальцем в маленькие принты на моей груди.

Я легонько бью ее по руке.

– Не распускай руки! – строго произношу я, и она смеется. – Вообще, ты много внимания уделяешь моей груди, мне становится страшно!

– Это зависть, – со смешком говорит Марион и опять щипает меня за грудь. – Они типа должны закрывать сосок, да? Будто, если он у тебя станет твердым, круассанчику под силу это скрыть.