– Ты издеваешься? – спросила она, скорее расстроенная, чем обрадованная. – Где ты их взял?

– У Росса со второго канала.

Фрэнки напряглась.

– Еще до того, как передача вышла в эфир! – поспешно добавил Бретт. – Я собирался устроить тебе сюрприз, но, по-моему, в последнее время сюрпризами ты и так сыта по горло.

Он помахал билетами.

– Ну так что, ты идешь?

Фрэнки представила, как Бретт наклоняется к ней и целует ее во время акустического сета, и почти согласилась.

– Ну-у…

Она принялась теребить швы у себя на шее.

– Не надо так делать. – Бретт взял ее за руку. От его прикосновения у Фрэнки все внутри вспыхнуло олимпийским факелом. «Интересно, он чувствует то же самое?» Фрэнки отняла руку. Ощущение было такое, словно она отходит от жаркого камина в холодную зимнюю ночь.

– Спасибо большое, что ты обо мне заботишься и все такое, и все-таки нам, наверное, на какое-то время лучше разойтись.

Бретт промолчал. Что он – потрясен? Опечален? Рассержен? Фрэнки была так взволнована, что не могла себя заставить на него посмотреть.

– Ладно, билеты-то все равно возьми, – сказал он и вложил билеты ей в руку. Его прикосновение снова воспламенило Фрэнки. В глаза ему посмотреть она все равно не решалась.

– Не могу.

Она сунула билеты ему в карман и встала.

– Фрэнки…

Она смотрела ему за спину, на приближающийся поезд. Раздался визг тормозов. Пора было ехать.

– Приятно было с тобой повидаться, – сказала она, не зная, забрать ириски с собой или лучше оставить. – Если они тебе нужны, я понимаю…

И прежде, чем она сообразила, что происходит, Бретт ее поцеловал. И она поцеловала его в ответ. Фрэнки как будто окатило горячей лавой.

Нет, это был не Лионский вокзал в Париже. Полы тут были не мраморные. И ни одной цветочницы на несколько миль вокруг. Но все равно они стояли и плакали, обнимаясь на прощание.

Кандис расхаживала по комнате, цокая каблучками и нанося последние штрихи – она собиралась на свидание.

– Я могла бы и догадаться, что ты нам не родная!

– Это в смысле? – спросила Мелоди.

– Нет в тебе внутренней потребности непременно куда-нибудь пойти в субботу вечером!

Кандис прыснула в воздух «Black Orchid» и прошла сквозь ароматное облако духов.

– Слушай, отойди ты наконец от этого окна и перестань следить за тем домом! А то ты прямо как снайпер.

Мелоди решила не обращать внимания на шпильку насчет того, что она не родная, опустила дымчато-розовую занавеску и мысленно отметила, что сестра употребила слово «снайпер» вполне к месту. Но она действительно психовала из-за Джексона. Госпожа Дж. обещала, что они будут где-нибудь поблизости, а между тем Мелоди не получила от него ни единой весточки с тех пор, как они расстались тогда, в кофейне, уже больше недели тому назад. «Похоже на то, что это было все-таки прощание!»

Кандис весь день сыпала шуточками и прибауточками вроде «Не в мать, не в отца, а в прохожего молодца» – это был ее способ справляться с шокирующими новостями. Мелоди предпочла метод Джексона: найти, принять, приспособиться. Пока что это работало отлично. Правда освободила ее. И теперь, если только она сумеет отыскать ту незнакомку, что выбежала из его дома… может быть, она сможет найти Джексона!

– Ну, как тебе? – спросила Кандис.

Мелоди обернулась и увидела, что ее гламурная сестрица нацепила круглые очки в тонкой металлической оправе, твидовый блейзер на пуговицах и расклешенные джинсы. Ее буйные кудри были собраны в аккуратный пучок, на ногах – туфли на невысоком каблучке.

– Ха! Может, мы все-таки отчасти родственницы?

– Что, похожа я на скромную затворницу? – Кандис покрутилась перед своим ростовым зеркалом и одернула блейзер. – Это потому, что я встречаюсь с книжным червем!

– Что, он правда читает книжки?

– Еще бы! Шейн учит литературу в Вилламеттском университете и почему-то думает, что и я – тоже.

– А где ты с ним познакомилась? – спросила Мелоди, снова раздвинув занавески и выглядывая на улицу.

– На вечеринке для первокурсников.

– А он знает, что ты старшеклассница?

– Он знает, что я выпускница.

– А что ты еще в школе учишься?

– Ладно, хватит с меня снайперов, – заявила Кандис, выталкивая Мелоди из комнаты. – Когда я уйду, можешь помыть окно и хоть целуйся с ним. А пока – иди отсюда.

– Почему это? – осведомилась Мелоди, хватаясь за витой столбик кровати.

Кандис отцепила ее от столбика.

– Потому что Шейн думает, что я живу одна!

Она выперла Мелоди в коридор и захлопнула дверь.

– Канди, ты с ума сошла! – Мелоди забарабанила в дверь. – Я не собираюсь прятаться только оттого, что ты ведешь двойную жизнь! Почему бы тебе не сказать правду хоть раз в жизни? Можно подумать, тебе так трудно добыть нового поклонника!

– Не ори! – крикнула из-за двери Кандис. – Вдруг он услышит?

– Ну и что? Пусть слышит! Может, оно и к лучшему. Рано или поздно он все равно…

– Обожемой, Мелли! Та женщина! Она снова здесь!

«Йес!»

Мелоди выскочила на улицу в чем была: в полосатых пижамных штанах и черной толстовке.

Домик напротив стоял темный и безжизненный. «Может, она уже вошла внутрь?»

Мелоди позвонила внутрь.

– Обманули дурака на четыре кулака! – крикнула Кандис в открытое окно. – Все, зови меня Кевином, я «Одна дома»!

Она хлопнула себя ладонями по щекам, на манер Маколея Калкина, захлопнула окно и закрыла жалюзи.

Разъяренная Мелоди осталась одна на пороге дома Джексона. Надежда сдулась, как проколотый шарик. Ну как Кандис может с ней так обходиться? Это же жестоко…

Замок щелкнул, дверь отворилась.

– Чем могу помочь? – спросил женский голос, чистый и добрый.

Мелоди вздрогнула, как ударенная, и развернулась. Перед ней, в трикотажной ночной рубашке аквамаринового цвета и в таком же халате – под цвет ее глаз, – стояла таинственная незнакомка.

Ее ненавязчивая красота выглядела завораживающе. Растрепанные черные кудри, кожа бледная, как снятое молоко, алые губы с намеком на блеск. Фигура округлая, женственная, но ничуть не толстая. Она была из тех женщин, с которых художники обожают писать портреты. И которых при этом почти невозможно нарисовать как следует.

– Ты, случайно, не лунатик? – спросила она, глядя на пижамные штаны и босые ноги Мелоди.