— Доброго утра, адепты, — рта говорящего было не видно, маска закрывала и его, голос был слегка приглушённый, но речь казалась на удивление отчётливой, каждое слово проникало словно бы сразу в мозг изнутри, минуя уши. — Рад, что вы здесь, рад, что вы слышите меня, а я, надеюсь, услышу вас. Как вы понимаете, королевская резиденция — не то место, где можно вольно проводить экскурсии в любое время кому вздумается. И всё же мне хотелось бы, что бы вы увидели место, которое, возможно, однажды станет вашим вторым домом.

— Как можно к вам обращаться? — нарушил секундную тишину хмурый Джаннинг. Я недовольно на него покосилась — вопрос, точнее интонация, с которой он был задан, граничила с хамством, и хотя я никогда не была поклонницей излишней церемонности, но здесь, сейчас… Однако господин в маске ответил, и ровность его низкого голоса не поколебалась ни на сотую долю.

— Можете обращаться ко мне «адьют». Это не имя, а что-то вроде должности или статуса, поэтому «сэр» можно не добавлять. Просто адьют.

Меня удивило, что наш провожатый не снимает маску даже здесь. Впрочем, вероятно, дело не в том, чтобы остаться неузнанным, а в каком-то внешнем уродстве, неизлечимом даже искусными придворными целителями и магами. Ни многочисленные встреченные в коридорах и проходных залах слуги, ни придворные не обратили на экзотичного адьюта ни малейшего внимания, что могло говорить как об их несомненной вышколенности и строгости порядков, так и о том, что он здесь частый гость. Или некто, более близкий к хозяевам.

— Корнелия, Лайс, Джаннинг, я думаю, вы не станете возражать, если я буду обращаться к вам просто по имени? В данном случае моя личность не играет никакой роли, значение имеют лишь те, чьими представителями я сейчас являюсь. Те неразменные фигуры, от которых зависит благополучие нашей страны.

— И ваше.

Глаза в прорезях маски сверкнули, а Джаннинг непокорно задрал выше острый подбородок.

— И моё благополучие, безусловно. И моя жизнь. А отныне, поскольку вы здесь… и ваши.

— Джейма, Мэйнин, Леннард, я думаю, вы не станете возражать, если я буду обращаться к вам просто по имени? В данном случае моя личность не играет никакой роли, значение имеют лишь те, чьими представителями я сейчас являюсь. Те неразменные фигуры, от которых зависит благополучие нашей страны в целом и каждого её жителя в отдельности.

В итоге в Тарол мы отправились втроём — интересно, когда и по какой причине успели "сосватать" Леннарда, по сути, новичка в Академии? Конечно, было бы опрометчиво думать, что я одна такая удивительная и неповторимая, но, признаться, до самого отъезда я именно так и думала. Потом всю дорогу мрачно представляла себе, как здорово было бы поехать с Габом и Ларсом, потом убеждала себя, что еду не развлекаться, а вкладывать кирпичики в своё замечательное будущее, потом посмотрела в окно — и… пропала.

Город Тарол был ни на что не похож.

Почти пять часов занял наш путь из Академии, путь, пролегающий по полям, мелким деревням и хуторам, небольшим городкам, способным вызвать разве что ностальгию, затем около часа — продвижение по самой столице, напоминающей умелую поделку тысячелетнего малыша-великана. Каменные дома и мостовые буквально пахли временем и насыщенной историей, но мне отчаянно не хватало зелени, красок и жизни. Несмотря на то, что именно в многолюдной столице жизнь должна была кипеть и бурлить, Тарол показался мне высохшим, вымершим многие века назад, а люди, бродившие то тут, то там, — призраками и поднятыми умертвиями. Королевский дворец, на просторную территорию которого нас пустили после нудной и долгой проверки стражами каких-то документов у возницы, детального досмотра местного "спальника", а также нас троих, придавливал и угнетал насыщенной многоцветной пышностью, богатством и демонстративным великолепием. Нас встретил безликий слуга — сходство с досконально обученным умертвием стало просто-таки пугающим, бесцветно произнёс "следуйте за мной" и двинулся по тёмным галереям, залам, лестницам, ориентируясь в этих запутанных лабиринтах лучше, чем муравей в муравейнике. Мэй и Лен подобострастно уставились на меня — и я со вздохом пошла первой, размышляя о превратностях судьбы и совершенно не нужном лидерстве.

А вдруг в королевские маги отбирают по принципу "чем хуже (читай "безумнее"), тем лучше"? Я говорю сама с собой, Мэй бродит и болтает во сне, а наутро ничего не помнит, Лен… тоже в чём-нибудь да не в себе, вон как глаза вытаращил и рот открыл, чисто дитя малое.

Хотя… тогда, на испытании сэра Алахетина, он тоже сперва показался мне глупеньким и довольно бесполезным, а в итоге фактически вытянул всё на себе. Без него я бы не справилась, так что парень далеко не безнадёжен.

Какая-то невнятная догадка, очевидная и в то же время очень важная мысль забрезжила в голове, но додумать и оформить в слова ее не дали — распахнулись очередные двустворчатые двери, и мы увидели давешнего гостя в маске, стоящего у огромного, почти в человеческий рост камина. Очевидно, тут поработал умелый маг с ведущей огненной стихией — пламя грело едва-едва, не обжигало, скорее, ласкало кожу, в зале совершенно не было жарко.

…а вдруг я всё себе напридумывала и в итоге буду просто заниматься королевскими каминами? Во дворце их наверняка немало, специальный человек нужен, куда ж без него.

— Можете обращаться ко мне просто "адьют", — сказал человек в маске, сделал несколько шагов вперёд и оказался прямо передо мной. — С днём рождения, дорогая Джейма.

Рукой в облегающей чёрной кожаной перчатке он вдруг взял меня за руку — я с трудом удержалась от порыва её немедленно вырвать из цепких пальцев — и поднёс к прикрытым маской губам. Прикосновение мёртвой холодной кожи к запястью, едва ощутимое — губ к пульсирующей голубоватой жилке на нём заставило передёрнуться, словно меня в самом деле касался оживший мертвец.

***

— Рубиновый зал. Ему более трехсот лет, он старше Академии безмолвия, господа адепты. Изначально задумка Гратриха Тарольского заключалась в оформлении каждого помещения во дворце своим особым камнем, но, к сожалению, он скончался, определившись лишь с Рубиновым залом.

— Прямо тут и скончался, небось? — я, понемногу осваиваясь, скептически приподнимаю бровь.

— Прямо тут, прямо на том месте, где вы стоите, Джейма, — я попыталась обнаружить в интонациях сарказм, но не преуспела. — Внезапный приступ сердечной хвори, мгновенная смерть. К сожалению, в те годы целители ещё не достигли мастерства нынешних.

— Его сын, если я не ошибаюсь, как раз и благословил последователей основателя Академии Джонатана Оула на её открытие? — неуверенно подал голос Лен.

— Верно, Леннард.

Рубиновый зал производил тягостное впечатление. Собственно рубины — крупные, кроваво-красные — действительно имели место быть, но в самом неожиданном месте: на потолке. Потолок представлял собой искуснейшее творение рук неведомого мастера-ювелира: переплетённые позолоченные металлические стебли и листья невиданных рубиновых цветов. Мебель из красного дерева. Красный палас на полу с золотой бахромой.