Он так и не успел ничего предпринять.

Все вокруг изменилось вмиг.

«Пешку» швырнуло вниз, так что сердце противно оборвалось, ивсе потроха метнулись к горлу. А в следующий миг им, всем троим, показалось,что вокруг нестерпимо светло.

Но это были всего лишь звезды, усыпавшие совершенносвободный от туч небосвод. Небо было все такое же, ночное, но – чистейшее. Нето что грозы, вообще ни единого облачка.

Командир растерялся на миг, машина даже вошла в пике – но онуспел ее оттуда вывести. И понял, почему лопухнулся, сманеврировал, какзеленый новичок…

Ему показалось сначала, что звезды – со всех сторон. Инемудрено – кто бы мог подумать, что в сорок четвертом году на земле можетнаблюдаться столь яркая и беспечная иллюминация?

Бомбардировщик шел над городом – очень большим городом. Инеимоверно ярко, невероятно беспечно освещенным. Так не должно было быть, такпопросту не положено по военному времени…

И тем не менее внизу простиралось целое море огней – яркоосвещенные улицы, россыпи разноцветных фонарей на больших площадях, причудливоподсвеченные здания – незнакомые, непонятные, никогда прежде не виденные…

Он услышал в наушниках, как вскрикнул штурман. И посмотрел,куда тот показывал.

Справа виднелась широкая река, очень широкая, не уступавшаяВолге, а то и превосходившая. На ней было три острова – один гораздо больше,овальный, вытянутый, два других поменьше, почти круглые. Меж собой и с берегамиони были соединены широкими, длинными мостами, сиявшими двойными цепочкамирозовых и зеленоватых огней – и на другом берегу город продолжался, огниуходили за горизонт, во все стороны, насколько хватало взгляда…

Командир развернул самолет. Он и сам не знал, почему, но нехотел удаляться от того места, от той точки, из которой увидел это диковинноезрелище впервые. Быть может, оттого, что то место было уже чуточку знакомее,чем все остальное…

– Ребята, – послышался едва ли не панический голосстрелка-радиста. – Куда нас, нахрен, занесло?

Мозг командира работал с невероятной быстротой, прокачивая всекунду грандиозный объем информации, догадки и размышления сменяли друг другас калейдоскопической быстротой.

Такому городу – огромному, ярко иллюминированному, было неоткудавзяться. На пару тысяч километров вокруг таких городов просто не должно быть.Почти вся Европа по ночам прилежно погружается в затемнение. Предположим, насевере преспокойно существует нейтральная Швеция, не утруждающая себязатемнением, наоборот, заливающая свои ночные города огнями, чтобы по нимненароком не отбомбились летчики той или иной воюющей стороны. На западе –нейтральная Швейцария, а еще дальше – Испания с Португалией.

Одно немаловажное уточнение: им не хватило бы горючего,чтобы долететь не то что до Испании, но даже до Швейцарии. До Швеции, бытьможет, и удалось бы дотянуть, но – сомнительно. Слишком недолго они летели вгрозе. Глупо и думать, что их подхватил некий неведомый вихрь, несущийся соскоростью этак километров тысячу в час – и забросил прямехонько к нейтралам…

И потом! Командир в свое время летал над Финляндией в тувойну. И, как водится, изучал прилегающие районы, то есть ту же Швецию.

Он прекрасно помнил, что такой реки – широченной,полноводной, с городом, расположенным по обеим ее берегам – в Швеции попростуне имелось. Получался заколдованный круг: в Швеции такой реки нет, а на своейтерритории не может быть такой иллюминации… впрочем, он не помнил такой реки ив Советском Союзе. Не знал на Волге таких островов. Много городов видел сверхуночью, ярко освещенными – но этот ничуть на них не походил. Он был другой. Емувообще не полагалось быть.

И тем не менее все происходившее с ними было самойдоподлинной реальностью. Все чувства и ощущения об этом непреложносвидетельствовали. Размеренно шумели винты, знакомо урчали моторы, вокруг былне сон или бред, а знакомая до мелочей кабина…

– Командир, где мы? – послышался голос стрелка-радиста.

Командир сквозь зубы ответил, где – в рифму и насквозьнецензурно. А что еще оставалось делать? Как будто он знал, где они. Ничего онне понимал, просто-напросто привычно удерживал машину на определенной высоте,выписывая над городом исполинские круги. И видел, что внизу, полноевпечатление, никто даже и не почесался. Ни один уличный фонарь не погас, потокимашин с яркими фарами все также текли по улицам во всех направлениях,по-прежнему бесновались буйством красок, гасли и вновь вспыхивали непонятныеогненные картины.

(Только через несколько лет, после войны, посмотревкое-какие фильмы и иллюстрации в книгах, командир понял, что эти загадочныекартины, фигуры, непонятные переплетения света могли быть просто-напростоуличной рекламой.)

На появление бомбардировщика город отреагировал спотрясающей беспечностью – точнее говоря, не отреагировал никак. Не былоникаких признаков, что здешние службы ВНОС[15] начали работать,что они вообще тут существуют. Иллюминация не погасла, лучи прожекторов нешарят по небу, не видно ночных истребителей, охраняющих небо над городом…

Внизу был мир. Иначе на земле отреагировали бы совершенноиначе.

Самое интересное, что командир при этой мысли ощутил лишьраздражение и даже, пожалуй, злость – окопались, мать их. В то время как…

Стрелок-радист (парень, в общем, твердый) снова начал ныть,чтобы ему объяснили, где они, собственно говоря, находятся – и командир послалего уже открытым текстом, приказал заткнуться и помолчать подольше. Спросилштурмана:

– А ты что думаешь?

Как-никак штурман имел гораздо более тесное отношение кориентировке в пространстве, нежели остальные двое.

– Что это сон, – сказал штурман. – Или бред.

– А бывает так, что троим снится одно и то же? –спросил командир. – Или что трое бредят одинаково?

Штурман вынужден был сознаться, что он о подобном в жизни неслышал – но, рассуждая теоретически, склоняется к мысли, что так и в самом делене бывает. Потом сказал каким-то незнакомым, чужим, поплывшим голосом:

– Вадька, а если мы уже… того… Если мы… это…

И замолчал. Командир его прекрасно понял. Он выматерился втри этажа с мезонином, покрепче привязывая себя к реальности. И спросил со всейязвительностью, на какую был способен:

– По-твоему, так и выглядит тот свет? Насквозь прозаически? Этаквот?

– Да, действительно… – сказал штурман пристыженно. –Извиняйте, херню споровши… Попы это как-то иначе описывали – оба возможных тамошнихаэродрома… Но что ж это такое-то, а? Может, пройдем пониже? Или вообще сядем?

Командир промычал нечто отрицательное. Ему почему-то нехотелось спускаться ниже, тем более приземляться – хотя в окрестностях хваталоровных мест, где можно было без особого риска сесть на вынужденную.