– Нарветесь вы, ребята, – неоднократно предупреждал их Жмайлов и предлагал сбавить обороты. – Не то…

– Делиться заставят? – хохмил в ответ Слава, уверенный, что одно только жмайловское имя уже само по себе гарант безопасности.

– Ну пока я жив, может, и не заставят, – размышлял Николай и в задумчивости потирал свой свернутый еще в мальчишеской драке нос.

– Вот и живи, – по-товарищески хлопал его по плечу Крюков и недвусмысленно намекал: – У меня на тебя большие планы.

– Большие планы, Славян, только у бога, – иногда Жмайлова тянуло пофилософствовать. – И о них тебе, брат, ничего не известно. А у нас с тобой так, – морщился он, – шелуха одна… На хлеб хватает, и ладно.

– Ну, предположим, не только на хлеб, – смело спорил с ним Крюков, но в детали не вдавался, и так прекрасно знал, чем на самом деле владел его товарищ, когда-то отчисленный из школы за хроническую неуспеваемость и неуживчивый нрав.

– Я так думаю, – словно камни, ронял слова Жмайлов и продолжал присматриваться к Славе, как будто тот из другого теста. Все беспокоился, а настоящий ли? Или так, притворяется, чтоб своим казаться. Оказалось, свой. Поэтому, когда Крюков исчез в неизвестном направлении вместе с выручкой, всех на ноги поднял!

– Куда он пошел? – безуспешно допрашивали жмайловские амбалы перепуганного насмерть продавца, поднятого с постели в двенадцатом часу ночи, а Лариса в это время так же безуспешно уговаривала дежурного по РОВД принять у нее заявление о пропаже мужа.

– Женщина, – устало говорил ей милиционер, – куда вы торопитесь?

– У меня муж пропал, – в который раз объясняла свою настойчивость Лариса и гнала прочь дурные мысли.

– Морги обзванивали? – нехотя поинтересовался дежурный и, не дождавшись ответа, протягивал бумажку с несколькими телефонами.

– А можно от вас позвонить? – ухватилась за подсказку Лариса и потянулась к телефонной трубке через небольшое окошечко.

– Не положено, – вытолкнул ее руку дежурный. – Если каждый будет отсюда морги обзванивать, по важному делу никто не дозвонится.

– У меня муж пропал, – повторила ему Лариса и заплакала.

– Очень вас, женщина, понимаю и сочувствую. Но закон есть закон: через три дня не объявится, будем заявление писать. А пока ждите.

«Легко сказать: ждите!» – подумала Лариса и, прежде чем уйти, поинтересовалась:

– А если я вас отблагодарю? Отдельно. Вы мне поможете?

– Не положено, – буркнул дежурный и для успокоения совести добавил: – Вот вы здесь сидите, женщина, убиваетесь, нервы мне мотаете, а домой придете – муж на месте. Тепленький. Сидит, дожидается. А вы не разберетесь и тут же: «Погиб! Убили!» Слышите меня?

– Слышу, – всхлипнула Лариса и, просунув руку через небольшое окошечко, с благодарностью дотронулась до рукава милиционера. – Скажите, так, наверное, часто бывает?!

– Часто, – со знанием дела заверил ее дежурный и для пущей убедительности добавил: – Может, с товарищами где-нибудь подзадержался, а может, налево сходил. С кем не бывает? Погуливал ваш-то?

– Нет, – отрицательно покачала головой Лариса и заторопилась домой. – Можно я от вас такси закажу?

– Не положено, – отказал ей дежурный и сделал вид, что ужасно занят.

Любопытно, но сверхзанятость старательно изображал каждый, кто, как казалось Ларисе, мог располагать хоть какой-то информацией о Славе. Неслучайно впоследствии все лица слились для нее в одно, равнодушно-непроницаемое, будто всякий раз дверь перед ней открывал один и тот же человек. С ним она сталкивалась и в моргах, и в приемных покоях всех без исключения городских больниц, включая единственный в Зарецке наркологический диспансер.

– Не поступал, не принимали, не числится… – отчитывалась она перед Жмайловым, пытавшимся найти Славу своими силами, но так же безуспешно.

– Если «не поступал, не принимали, не числится», значит, жив, – обнадеживал Николай Ларису, но в глаза ей смотреть не отваживался, все больше – в сторону. Зато она буквально сверлила взглядом каждого, кто, так или иначе, был связан с ее мужем.

«Любые деньги!» – сулила Лариса, но ничего вразумительного не вырисовывалось.

– Так не бывает! – кричала она на Жмайлова и требовала, чтобы тот «сделал хоть что-нибудь». – Не мог же он сквозь землю провалиться!

«Еще как мог!» – хотелось ответить Николаю, но он сдерживался и терпеливо выслушивал очередную версию крюковского исчезновения: то похищение, то любовница, то месть конкурентов…

– Я бы знал, – не соглашался с ней Жмайлов и безжалостно отметал все варианты.

На исходе третьего дня Ларису охватило отчаяние, вдвое усилившееся от того, что дети, почувствовав неладное, периодически подбегали к ней с вопросами, на которые у нее не было ни одного вразумительного ответа:

– А что, наш папа больше не придет? – тревожился Глебка и пытливо заглядывал матери в глаза.

– Придет, – обещала она ему и спешно отводила взгляд.

– А когда? – Такая неопределенность Глеба совершенно не устраивала.

– Скоро, – обещала Лариса и с тревогой смотрела на часы, сигнализирующие о том, что истек период ожидания.

– Он нас бросил? – Антон был постарше, поэтому вопрос звучал предметно.

– Нет, что ты! – защищала честь мужа Лариса и еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться у сына на глазах.

– Тогда где он? – с истеричным упорством допрашивал мать Антон, подозревая, что та скрывает от него самое главное.

– Не знаю. Не знаю. Не знаю, – почти в полуобморочном состоянии отвечала Лариса и переходила из комнаты в комнату до тех пор, пока Глебка не закричал тоненько на одной ноте:

– Пааапааууумееер?!

– Заткнись! Заткнись! – бросился на него Антон, повалил на пол и стал бить ногами с таким ожесточением, что стало страшно – покалечит, сломает что-нибудь.

– Прекрати! – налетела на старшего Лариса, но быстро поняла, что Антошку не удержать, и влезла между ними, пытаясь смягчить удары. – Прекрати немедленно! Что ты делаешь?! Ты его убьешь!

– А зачем он врет? Зачем врет?

– Он не врет, – неожиданно для себя самой выпалила Лариса и толкнула Антошку в грудь с такой силой, что тот отлетел к противоположной стене и ударился об нее спиной. – Он не врет, – повторила она еще раз и попыталась перевернуть скукожившегося Глебку. – Он просто ничего не знает.

– А кто знает?

– Никто, – честно ответила Лариса старшему сыну и села на пол возле младшего, обняв колени руками. «Как я буду жить?» – пронеслось в голове и тут же умчалось – зашевелился Глеб. – Иди сюда, – потянулась она к нему, обняла и дала выплакаться, не сводя взгляда с Антона, стеснявшегося своих слез и потому закрывшего лицо руками. – Как-то надо жить, – проговорила она и погладила взмокшие вихры Глеба. – Как-то надо… Пока Слава не вернулся…