Мы смотрим друг на друга долгие секунды, и мне приходится сражаться с новым приступом удушья, разрастающегося в груди. Потому что его глаза вновь ярко-зеленые, и потому что еще никогда моя любовь к нему не ощущалась так остро как сейчас. Когда он по-настоящему со мной прощается.

Я так много хочу сказать ему, но если произнесу еще хотя бы слово, то эмоции размажут меня по сиденью, и я никогда не выйду из его машины. А за воротами родительского дома меня ждет Сэм.

— Ты лучший из людей, которых я знаю, Джейден, — я позволяю себе быстро коснуться его щеки и толкаю дверь. Мне требуется огромных усилий, чтобы заставлять себя идти, ведь это означает становится дальше от него.

Когда ворота родительского дома захлопываются за мной, раздается резкий свист покрышек, означающий, что Джейден уехал.

— Моя маска для ныряния осталась дома, мам, — озабоченно замечает Сэм, укладывая свой блокнот с карандашами в дорожную сумку. — Мы точно не сможем за ней заехать?

— Нет, милый. Но мы обязательно купим тебе маску во Флориде.

— А почему папа не может поехать с нами?

— У него много дел, но он просил передать, что будет скучать по тебе, — я внимательно оглядываю лицо сына, ища в нем признаки того, что он расстроен: — Ты не хочешь ехать без него?

— Хочу. С тобой мне не бывает скучно.

Облегчение затапливает меня, и я иду к Сэму, чтобы в очередной раз обнять. Сын никогда не дает мне усомниться в эксклюзивности наших отношений и в приоритете своей любви ко мне.

— Мы ведь успеем посмотреть Короля Льва перед отъездом?

— Конечно, милый. Неужели ты его ни разу не посмотрел?

— Ни разу за двенадцать дней, — важно произносит Сэм. — Я умею держать слово.

— Ты у меня настоящий мужчина. Мне с тобой повезло.

В этот момент в дверь спальни раздается предупредительный стук и на пороге появляется мама. В течение секунды она оценивает наши сборы: развороченные шкафы с одеждой и раскрытые сумки, после чего официальным тоном уточняет:

— Таша, можно тебя на пару слов?

Я треплю сына по голове и выхожу из комнаты, закованная в непробиваемую броню, подаренную мне разговором с Джейденом. В том, чтобы достичь эпицентра боли, есть своя прелесть — в борьбе за выживание организм отметает все ненужное, оставляя на борту лишь то, что по-настоящему имеет значение. Ты с кровью отдираешь привычную часть себя, и вместе с опустошением к тебе приходит истинное понимание свободы. Что бы сейчас не сказала мама, меня не коснется и ничего не изменит.

— Я тебя слушаю, — я плотно прикрываю за собой дверь, что Сэм не становился свидетелем нашего разговора. Меня посещает мысль, что Айзек мог позвонить родителям и рассказать о произошедшем, но для такой новости мама выглядит слишком сдержанной.

— Я так понимаю, что вы с Сэмом собираетесь во Флориду. Мне бы не хотелось, чтобы ты принимала поспешные решения, Таша. Напомню, что помимо сына у тебя есть еще и муж, и пусть сейчас ваш брак претерпевает сложные времена, в последствие ты можешь об этом пожалеть.

— Когда тебе надоест впустую сотрясать воздух, мама? Ты потеряла возможность давать мне советы, когда встала на сторону человека, который едва не отправил меня на тот свет. Я развожусь, и мне совершенно наплевать, что об этом подумаешь ты и кто бы то ни было. Отправив Айзека забирать меня из больницы, ты развязала мне руки. Мы похожи с тобой, мама: обе закоренелые эгоистки. Ты держишься за свой комфорт, я же с этого момента буду держаться за свой. Не пытайся взывать к моему здравому смыслу и совести — моя совесть гораздо более умудренная опытом, чем твоя.

— И это твоя благодарность, Таша? За то, что мы с отцом дали тебе образование, воспитание, обеспеченное детство?

— Так значит я все же была инвестицией? Раз так, то вы с лихвой собрали дивиденды, и на этом мой счет закрыт. Кстати, имей в виду, что в случае развода Айзек грозил сделать все, чтобы «Эванс&Фьюри» пошла ко дну, так что не исключено, что жизненного опыта тебе набраться все же придется.

Мама плотно сжимает губы, осмысливая сказанное, и я, воспользовавшись заминкой, разворачиваюсь, чтобы уйти. В душе царит полный штиль: нет ни злости, ни волнения, ни сожаления. Если возможно разочароваться в собственных родителях, то это со мной произошло. Я слишком материальна, чтобы поклоняться эфемерному авторитету людей лишь по причине того, что произвели меня на свет. Уважение либо есть, либо его нет, и общие гены его отнюдь не гарантируют.

— Так ты быстро останешься одна, Таша, — летит в закрывающуюся дверь, и словно в мгновенное опровержение этих слов, на меня доверчиво смотрят глаза сына. Еще одно прекрасное доказательство, что мне не стоит слушать мать.

— Вижу, ты все собрал? — я сажусь на кушетку и, притянув Сэма к себе, целую его макушку. — Готов встретится с Муфасой?

Он с готовностью тычет в клавишу ноутбука, погружая нас в просмотр мультфильма, который мы оба знаем наизусть. Я перебираю его густые волосы и невидящим взглядом смотрю в экран. Водитель Джейдена должен заехать за нами через два с половиной часа, а к завтрашнему утру мы с Сэмом будем бродить по белому песку Мексиканского залива. Я ведь должна радоваться такой отсрочке? Две недели наедине с сыном, в одном из лучших мест на земле, где я смогу окончательно прийти в себя и набраться сил перед тем, как полностью перекроить свою жизнь. Тогда откуда эта мучительная ноющая боль в груди, смешанная с ощущением неправильности? Словно я свернула не в тот поворот, но по инерции продолжаю ехать в упрямой надежде, что скоро покажутся знакомые места. Почему не могу избавиться зреющей пустоты в душе, даже несмотря на то, что Сэм рядом?

— Милый, — я касаюсь щеки сына и заставляю его посмотреть на себя. — Мне жаль, что я не смогу досмотреть с тобой мультфильм, но мне нужно кое-куда съездить. Это очень важно.

— Придется досматривать его в самолете, — вздыхает Сэм и расстроенно сводит к переносице брови. — Тогда я сяду рисовать.

Повинуясь охватившему меня порыву, я действую быстро и решительно: оглядываю себя в зеркале и оставшись удовлетворенной отражением, вдеваю ноги в лоферы и перекидываю через плечо сумку. Моя машина осталась припаркованной возле дома, поэтому я вызываю такси, и под вопросительный взгляд мамы, выглядывающей из гостиной, сбегаю по лестнице.

— Присмотри за Сэмом. Я скоро вернусь.

Всю дорогу до отеля Джейдена я чувствую себя наэлектризованным нервом. Импульсивные поступки — это не про меня, но сейчас именно он мной и движет — голый импульс. Я не думаю — я чувствую. Пальцы и спину покалывает от волнения, живот напряжен и в левой половине груди беспокойно ноет. Понятия не имею, с какой целью я еду и что ему скажу. Я ведь много раз пыталась и всегда напарывалась на стену. Почему сейчас решила, что что-то будет по другому? Джейдена может не быть в номере, за время моего пребывания в больнице, он вполне мог съехать, и разумнее будет ему позвонить, а не появляться без приглашения. Но разумность мне не подходит, потому что я не хочу сомнений и не хочу лишних мыслей. Я хочу совершать ошибки, не боясь подставить под удар сердце, потому что он того стоит. Единственный, кто этого стоит по меркам моей эгоистичной вселенной. И я не обязана принимать на веру слова о том, что шесть лет слишком большой срок. Когда то я позволила убедить меня в том, во что я не должна была верить. Я хочу доверять своим чувствам, а они подсказывают, что мне в его жизни по-прежнему есть место. Что мы с ним такие как есть, неправильные, искореженные, спустя столько лет по-прежнему связаны той нитью, которая опутывает мое сердце с тех пор, как впервые увидела его.