Я почти не дышала, неотрывно глядя в переливающиеся расплавленным серебром глаза.

— Но подумай вот о чем. — Демон наклонился еще ниже, скользнул губами вдоль моей щеки и прошептал, обжигая дыханием ухо: — От кого на самом деле бежит глупая мышка: от тигра или от себя самой?

Я давно покинула кабинет Кеорсена, но в ушах до сих пор звучал его голос. Снова и снова он повторял последний вопрос, и каждый раз я вновь слышала плохо скрытую издевку. Однако злила меня не она, а то, что я не могла ответить. Даже самой себе. Мне хотелось крикнуть демону в лицо, что бегу я только от ему подобных, заставить его услышать, понять… Но что-то не позволяло мне этого сделать даже мысленно. Неясное сомнение, тонкое, как предрассветный туман, заставляло нервно кусать губы и бежать. Не важно куда — лишь бы подальше от прекрасных высших, безжалостных в своем отношении к моему виду.

В себя я пришла только в саду, не понимая, в какой его части нахожусь и как здесь оказалась. Огляделась в поисках подсказок, но безрезультатно. Всюду, насколько хватает глаз, цвели кусты, шумели высокие деревья, отбрасывая тень и скрывая меня в ней от полуденного солнца. Пение птиц вплеталось в шепот ветра и наполняло воздух радостным переливчатым щебетом. Я сделала шаг, и к окружающим звукам добавился новый — шорох мелкого гравия под ногами. Белоснежные, как свежевыпавший снег, камушки едва ощутимо продавливались под подошвой моих туфель. Я обернулась, глянула на оставшуюся позади дорожку и вновь посмотрела вперед.

Неужели идти по проложенному кем-то другим пути — единственное, что мне остается? Поступать так, как от меня ожидают? Но чего ради?

Я в сомнении закусила губу и повернулась лицом к манящему мягкой зеленью газону. Интересно, куда можно попасть, если пойти своей дорогой?

Несколько долгих секунд я колебалась, потом приподняла подол юбки и уверенно ступила на природный ковер. Сделала шаг, второй… А затем улыбнулась, ощущая в душе непривычный азарт, и побежала вперед.

Эта часть парка явно не предназначалась для прогулок, и уж точно — для бега. Густые кусты задевали платье, цепляясь за плотную ткань острыми ветками, царапали мои ладони. Но я продолжала бежать, впервые за последние недели чувствуя себя свободной. Здесь и сейчас существуют только я и природа. Нет ни системы, ни высших, ни рабов, напоминающих о том, какое положение я могла занимать. Поддаваясь порыву, я развязала ленту, удерживающую косу, и рассмеялась, заметив, с какой готовностью ветер распустил мои волосы. Я бежала, пока не закололо в боку, а устав, упала на траву, раскинула руки и подставила счастливое лицо солнцу.

— Глупая мышка бежит не от тигра и не от себя самой, — смело заявила я миру. — Она бежит к свободе, к тому, какой мечтает стать!

Дерзкие слова подхватил налетевший порыв ветра и унес в небо, точно спешил доставить их Великому. Улыбнувшись мыслям, я закрыла глаза и отдалась на волю ощущений.

Не знаю, сколько я так пролежала. Час? Полтора? Больше? Не важно. Из неги меня вывел насмешливый голос:

— Ты решила податься в бега?

Я распахнула глаза и рывком выпрямилась. Рядом, подтянув колени к груди, сидела Лунара.

— Знаешь, Ли, мягко говоря, не обрадовалась твоему своеволию. Прогулять обед и проигнорировать ее уроки этикета… — Она склонила голову набок, продолжая с ухмылкой на меня поглядывать.

— Уже так поздно? — Я вскочила на ноги.

— Для обеда — однозначно. Расслабься, — фыркнула она. — И сядь.

Я послушно опустилась на траву, а в следующий момент едва сдержала удивление, когда юная высшая повернулась и взяла маленькую корзинку, которую я поначалу не приметила.

— Держи, — протянула мне Лунара.

Не переставая удивляться, я ухватилась за плетеную ручку, заглянула внутрь и обнаружила три ореховые булочки, несколько кусков сливочного сыра, холодное мясо, нарезанное тонкими кусочками, зелень и гроздь винограда. Кроме еды в корзинке нашлись льняные салфетки, приборы, два бокала и небольшая бутылка из темно-зеленого стекла, до середины горлышка заткнутая пробкой.

— Вино, — ответила на незаданный вопрос Лунара.

— Тебе налить?

— Нет, я просто так два бокала притащила. — Она закатила глаза. — Еще глупые вопросы будут или ты наконец займешься делом?

Я не обиделась на выпад. Напротив, улыбнулась и, легко выдернув податливую пробку, наполнила первый бокал. Высшая забрала его и пригубила напиток.

— Как ты узнала, где меня искать? — поинтересовалась я, отставляя второй бокал с вином.

Закрыв бутылку, убрала ее в корзинку и, разрезав одну из булочек пополам, принялась сооружать бутерброд. Поместив между мягких половинок листья салата, сыр и мясо, подняла взгляд на молчащую до сих пор высшую.

— Я не буду, — качнула она головой. — В отличие от некоторых я пообедала.

— Так как ты меня нашла?

Лунара ухмыльнулась и снова пригубила вина.

— Это просто, если знаешь, куда лететь.

Я нахмурилась, не понимая, и тогда она фыркнула.

— Рабыня видела тебя в парке. Сказала, ты решила устроить забег по пересеченной местности.

Не сдержавшись, я рассмеялась. Потом снова посмотрела на высшую. Она улыбалась. Причем не надменно или холодно, а вполне дружески.

— Спасибо за еду, — поблагодарила я искренне.

— Пожалуйста, — пожала она плечами. — Мне несложно. Хотя и непривычно, обычно люди приносят еду высшим, а не наоборот.

Иронию я оценила.

— Что, — хмыкнула Лунара, — все пытаешься понять, почему я тебе помогаю?

— Ради собственного развлечения? — предположила неуверенно.

Она мягко качнула головой:

— Вовсе нет.

— Но тогда почему?

— Ради кузена, — ответила она незатейливо. Потом заметила мой непонимающий взгляд, глотнула вина и начала рассказ: — Ты ведь знаешь, что мы живем долго, если не погибаем от ран или смертельного заклятия. Старость и болезни нам не страшны. Единственное, чего опасаются демоны, особенно высшие, — скука и нежелание жить.

Луна говорила тихо, и я придвинулась ближе, жадно ловя каждое слово.

— Только представь нашу жизнь, Сати. Она однообразна: одни и те же обязанности, постоянный контроль, похожие один на другой приемы, устраиваемые по очереди каждой семьей. К пятистам годам не остается высшего, который не испробовал бы всего. Нет новых вин, блюд, мест, эмоций, впечатлений — ничего, что могло бы заставить сердце биться чаще. Приедается сама жизнь. Мне нет еще и сотни, но даже я начинаю замечать первые признаки пресыщения у других высших. У них гаснет взгляд, эмоции становятся все более редкими и однообразными. Точнее, все сводится к одной — к скуке. И это страшно, Сати. — Лунара качнула головой. — Когда демона ничего не радует, он теряет вкус к жизни — само желание жить — и умирает. Я никогда не видела, как уходят высшие, но много слышала об этом. Так ушла мать Кеорсена и Ли, — добавила она тише.